Девочки хотели нарисовать радугу, но в результате получился страшноватое граффити – постарались мальчики, вернее, они не старались, а баловались и хотели перещеголять друг друга бессмысленностью ломаных замкнутых линий. Вот естественным образом и получилось такое оригинальное граффити. Паша бегал с желтым баллончиком, я это отлично помню.
Зачем он надел сегодня этот грязный свитер? Совсем ничего с утра не соображал или просто хотел выразить свой протест всему миру, который на сегодняшний день сошелся у него, бедного, в одной точке, расположенной где-то очень близко со мной…
Паша ничего не ответил Серафиме, посмотрел на меня страшным взглядом, демонстративно достал пачку сигарет и вразвалочку пошел из класса. Я только вздохнула.
– Брусникина, а теперь второй вопрос. Это то, что я подумала?
– Вы про Милютина?
– Про него, про родимого. Ты совсем, вообще, совсем уже?! – Серафима изо всей силы постучала себя по голове и поморщилась от боли. – Ой, куда-то я не туда себе попала… Вот знаешь, если бы это была не ты, я бы так не переживала. Ты знаешь, вообще, что у него баб, как опят на трухлявом пне по осени?
Я засмеялась.
– Что ты смеешься? Я серьезно! Считай – не пересчитаешь! Со всеми в школе переспал, ну… – поправилась она, – почти со всеми, с симпатичными. Присутствующие не в счет! В смысле, себя не имею в виду, у меня муж есть, ты знаешь. Майор! Не то что ногами дрыгать, как жеребец этот… А если и не переспал, но крутился только так – за милую душу! А ты куда лезешь? Что, мало тебе проблем? Поговорить мне с ним?
– Нет, Серафима Олеговна.
– А что ты у него вчера делала?
– Ужинала и… – Я хотела сказать, что я сидела в ванне, но пожалела Серафиму. – И он мне телефон свой дал старый, на время, потому что у меня телефон украли. Я же танцами у него занимаюсь. Он мой тренер.
– Тренер! – Серафима саркастически улыбнулась. – По какому предмету? Сексоведение? Ну-ка, дай мне руку. – Серафима взяла меня за запястье и сосредоточенно к чему-то стала прислушиваться. – Теперь говори: спала с Милютиным?
Я почувствовала, что краснею. Она так просто это говорит… Я, правда, тоже об этом спрашивала Алёхину, но Алёхина – другое дело. Я у мальчиков в комнате на кровати до ночи не сижу, как Дашка.
– Что ты замерла? Спала? – повторила Серафима.
– Нет.
– А с Веселухиным у тебя что?
Я понимала, что совершенно не обязана отвечать Серафиме. Но отвечала, потому что видела, что она как-то по-человечески встревожена тем, что со мной и вокруг меня происходит. А выражает это, как умеет. Орет, ругается, но сегодня не очень обидно было.
– Ничего.
– Ладно, – Серафима отпустила мою руку.
– Можно я пойду? Мне надо к маленьким. Мы сегодня не завтракали, они ничего не пили, так и будут ходить.
– Захотят, попьют… – проворчала Серафима. – Иди! Господи, за что мне это? Ладно, я с Милютиным сама разберусь!
– Не надо, пожалуйста, Серафима Олеговна, он хороший человек, его все дети любят. И мне он ничего плохого не делал.
Серафима только усмехнулась и стала похожа на себя обычную, вредную и злопамятную.
Я разыскала Любу, которая может не пить целый день, а к концу дня у нее высыхают губы, под глазами собираются сморщенные мешочки, как у старушки, и много выпить она не может. Заставила ее выпить стакан теплой воды. Люба прижалась ко мне всем своим маленьким тельцем и прошептала:
– Я вчера видела, как за тебя Пашка дрался с учителем… Они тебя любят, да? Ты такая красивая, Русенька… – она погладила меня худыми пальчиками.
– Ты сделала уроки? Не надо проверить математику?
– Проверь, – Люба достала тетрадку и протянула мне. – Я вчера, знаешь, как испугалась. Думала, вдруг Пашка ночью придет и тебя задушит? Я видела в одном фильме. А потом сам повесится…
– Ты что говоришь? – засмеялась я. – Меньше глупостей надо смотреть.
– А правда, что учитель тебя привез на машине, да?
– Правда. Мы к конкурсу готовились и долго танцевали.
– А девчонки говорят, он тебя… – Люба попыталась выговорить грубое слово, совершенно не понимая, что оно значит. Если уж я понимаю только в общих чертах, а у меня уже в прошлом году анатомия была, что может знать об этом Люба!
Я несильно шлепнула ее по губам:
– Никогда больше не говори это. Ни про меня, ни про кого, поняла?
– Почему? Все так говорят…
Как мне объяснить? И я попыталась объяснить так, как мне когда-то говорила Надежда Сергеевна. Вот упала коробка с игрушками в грязь и рассыпалась. А в коробке были разные предметы, игрушки. Куклы, мишки, мячики, кукольная посуда… Куда-то грязь залилась, что-то промокло, что-то безвозвратно испортилось – станешь стирать, потеряет форму, потечет краска, а с чего-то грязь сама стекла. Высохло – и нет ничего. Материал такой – грязь не пристает. Так и люди.
Люба доверчиво слушала, кивала. Я знаю, что пока я для нее – самый большой авторитет. Не знаю, что с ней будет, когда я выпущусь в конце этого учебного года. Вера тоже обещала мне приезжать, а взрослая жизнь закрутила ее, завертела. Но, может быть, у Любы появится шеф или ее возьмут в семью? Не всегда это хорошо заканчивается, но некоторым везет.
На третьем уроке у меня раздался сигнал сообщения. Кто мне может писать, ведь мой номер пока никто не знает?
«Витюша, что же ты не отвечаешь? Я же сто раз тебе уже писала, я скучаю», – с интересом прочитала я.
Я подумала и написала:
«Телефон принадлежит другому человеку».
Нет, это как-то глупо. Я не стала посылать сообщение, написала новое:
«Виктор дал телефон соседу напрокат, на неделю, пока не пишите ему».
«Ок», – написала девушка или дама. И поставила счастливый смайлик. Она даже не знает, что у Витюши новый телефон и в нем два других номера.
Я вздохнула и почти тут же получила следующее сообщение.
«Брусникина, как дела? Как пацан тот, не пристает больше?»
Я ничего отвечать не стала и про себя улыбнулась. Хорошо, что про себя, потому что Серафима, внимательно наблюдавшая за мной, и так спросила меня:
– Жизнь бьет ключом, да, Брусникина?
– Вроде того, – ответила я.
И услышала, как заскрипел зубами Паша, в полном смысле слова – так оживленно задвигал челюстями от ярости, что раздался скрип. Я весело помахала ему и как будто погладила его по голове на расстоянии. Паша замотал головой и обмяк, разулыбался.
– Ну что, может, вам всем антисексин кошачий принимать? По две таблетки натощак? – сказала Серафима.
– Веселухину не поможет! – заявил Песцов.
– К тебе ровно столько имеет отношение, Песцов, как и к остальным, что ты выперся-то? Ты, кстати, собирался в другую школу перейти, как, надумал?
