Я на «крысятницу» ничего не ответила. Зато Веселухин, который шел рядом с Леркой и смотрел на меня, как обычно в последнее время, прищурившись и сжав губы, неожиданно толкнул Лерку, да так, что она чуть не упала в кусты, и сказал:
– Заткнись, Баярова!
У Лерки такая странная фамилия, потому что ее привезли откуда-то из Средней Азии, только она не помнит, откуда. Длинное название города и нерусское.
– Чё? – полезла на него Лерка, но как-то быстро успокоилась.
– Грибов полно, – спокойно объяснила я. – Хочу продать по-быстрому и денег на телефон положить. – Я вполне могла бы Баяровой ничего не объяснять, но я сказала это не для нее, а для остальных, мне из-за Лерки портить отношения со всеми не нужно.
– А чё ж тебе отец денег разве не положил? – тут же задралась Лерка.
– Нет, у меня телефон второй месяц не работает. Ты же знаешь. Сама ко мне прибегала, просила… Помнишь?
Лерка все бегала ко мне звонить своему парню. Мой номер почему-то у него не определялся. И он отвечал «Ало», а услышав Леркин голос, бросал трубку, но она успевала ему что-то крикнуть. Или «Козел!», или «Лёша, послушай, я тебя люблю!».
– Ладно! Не продолжай! – махнула она рукой.
– Я к обеду приду! – сказала я. – Тетя Таня сказала, сегодня курица будет.
Я прибавила шагу и услышала, как меня кто-то догоняет. Кто-то! Кто мог меня догонять, если не Паша Веселухин. Я посмотрела на его раскрасневшееся лицо.
– Ты как-то похорошел, – сказала я. – Бриться стал, что ли?
Веселухин вспыхнул еще больше.
– Да, а что? Плохо?
– Да нет, я же говорю, лучше стало.
И прыщей меньше. Но этого я говорить не стала. Не то чтобы мне жалко Веселухина, но я точно знаю, что есть вещи, которые лучше не произносить вслух. Иногда это довольно неожиданные вещи. Например, вот сейчас – про усы и бороду, которые явно еще не выросли, но мешали Веселухину, когда клочками пробивались на лице. Он стал их брить, я похвалила его, а он растерялся. Значит, про это тоже не нужно говорить.
– Давай понесу грибы, – он взял у меня пакет.
– Неси, но он легкий.
– Ты можешь меня свободной рукой обнять, – хотел пошутить Веселухин.
Я посмотрела на него так, чтобы он понял, что шутка его не очень удалась.
– Ну, как дела? – спросил Паша.
– В смысле? – улыбнулась я.
– Ну-у… вообще… как живешь?
– Веселухин, ты что? Мы с тобой каждый день сто раз видимся. И в школе, и так. Живу нормально, хорошо.
– А-а… Ясно…
Мы немножко прошли молча. Я заодно смотрела на обочину – вдруг еще увижу грибы, но останавливаться, искать времени уже не было, только если на ходу.
– Хочешь анекдот? – спросил Веселухин.
– Давай.
– Пришел один мужик в магазин. А там водки нет… Вот он и говорит: «И паленой тоже нет?» Продавщица говорит: «Нет». А он спрашивает… – Веселухин замолчал. – Ну, в общем…
– Паш, ты чего? Забыл, что дальше, что ли?
– Ага… – Веселухин остановился, довольно небрежно бросив на землю мой пакет с грибами, и неожиданно подступился ко мне, пытаясь обнять.
– Тебе гормоны в голову ударили, да? – я негрубо, но решительно отодвинула его руки. – Ты же вчера в подсобке с Алёхиной куролесил.
– Откуда ты знаешь? – красный то ли от ярости, то ли еще от чего-то, Веселухин тяжело дышал и снова тянулся ко мне с распахнутыми руками.
– Паша, успокойся. Ничего не будет, понятно? Ты за этим за мной в поселок увязался? – Я спокойно подняла пакет, заглянула в него. – Вот ты дурак, а! Я грибы собирала, а теперь половина сломанная!
– Я тебе положу денег на телефон, – быстро заговорил Веселухин, – положу!
– Да? А откуда у тебя деньги?
– Не важно! Есть! Сопру! Сейчас хочешь, на спор?
– Ой! – Я отмахнулась. – Уж с воришкой я точно обниматься не буду, ясно? Так, все. Или ты спокойно со мной идешь, анекдоты рассказываешь, или я иду одна. Я хочу к обеду вернуться. А ты возвращаешься в свой гарем и выбираешь, с кем ты сегодня будешь кувыркаться.
– Да я… Да мы просто…
– В шахматы в подсобке играете, да? – засмеялась я.
– И чё, ты вообще не ревнуешь? – удивился Паша.
– Мальчикам лучше не вдаваться в такие нюансы психологии. Все равно не поймешь. У вас мозги тупее. Ревную – не ревную… Паш, не останавливайся на каждом шагу, что ты смотришь, не видел меня никогда, что ли?
– Нет. Не замечал, что ты такая…
– Паша! – Я даже подтолкнула слегка Веселухина, который опять столбом встал на тропинке. – Пойдем быстрее, пожалуйста!
Мне, конечно, по-прежнему немножко нравился Веселухин, но еще больше он меня теперь раздражал. Или даже не раздражал, а вызывал такое чувство, какое бывает, когда тебя угощают старыми конфетами. Так бывает иногда. Берег-берег человек свои конфеты, прятал где-то, а они стали старые и затхлые. И есть их больше невозможно. Откусишь один раз, потом долго во рту этот привкус.
Но говорить о таких сложных своих чувствах я Веселухину не стала. Мне кажется, мальчики вообще примитивнее и в чувствах ничего не понимают. Иначе они бы так странно себя не вели.
Веселухин притих и шел молча, только недовольно сопел и пару раз сказал:
– Зачем я только с тобой пошел?
– Вот именно, – пожала я плечами.
Но он продолжал идти рядом.
Грибы мы продали быстро и все, даже несмотря на то, что несколько самых больших и лучших грибов сломались, когда Веселухин швырнул пакет в лесу. Мы разделили их на несколько кучек, и половину почти сразу купила женщина из города. Я вижу этих людей, они чем-то отличаются от наших поселковых. Вроде и одеваются все похоже… Похоже, да не так. Она была с девочкой, наверно, моего возраста.
Веселухин быстро оглядел их и пробурчал:
– Зачем им наши грибы? Буржуи…
Сказал он не так, а очень грубо, поэтому я сильно пихнула его локтем.
– Ты чё? – удивился Веселухин. – Больно же.
– Ненавижу мат. Или заткнись, или уходи.
– Ладно, – неожиданно покладисто согласился Паша. – Чудная ты… Ладно, не буду. А зачем им грибы?
– Суп варить, Паша. Что, если они, как ты выражаешься, буржуи, они суп не варят? Слово-то какое откопал…
– Ну а как сказать?
– Не знаю… – Я смотрела на маму с дочкой, которые покупали у соседних продавцов бруснику и последнюю в этом году зелень.
Девочка как будто почувствовала мой взгляд и обернулась. Я посмотрела еще немножко и первая опустила глаза. Я ей завидую, я понимаю это. У меня хватает смелости сказать себе это. Как только сказала, сразу стало легче. Или я это придумываю, или точно помню, что меня учила так мама.
