– Получишь, я не сомневаюсь. И не бросай танцы. У меня же есть молодежная группа. Ты видела, как они танцуют? Запишу тебя туда. Бесплатно. Договорились? В физкультурный или в институт культуры надумаешь, так наши грамоты тебе баллы добавят.
Я с сомнением взглянула на Виктора Сергеевича. Он как-то не так понял мой взгляд и замахал руками:
– Ты что, ты что! Что, думаешь, приставать к тебе буду? Нет, по крайней мере, не сейчас. Я у себя один, проблем сам себе никогда не делаю.
Я встала, потому что мне было очень неловко, и хотела уйти. Виктор Сергеевич силой усадил меня обратно, тут же снял руки с моих плеч и в шутку покрутил руками в воздухе.
– Ерунды не думай, хорошо? От меня опасности гораздо меньше, чем от того лихого мачо, который с тобой пришел и глазами сверкал сегодня. Вот его бойся, меня не надо. У меня, наоборот, защиту можешь искать в случае чего, поняла?
Я кивнула.
– Так, марципан пробовать не будешь? Тогда пойдем, потому что я к вам толком дороги не знаю, а дорога, говорят, ой-ей-ей… А мне еще обратно ехать.
– Может, тогда не надо? – засомневалась я.
– А как не надо? Ты что, пешком пойдешь? Или в школе заночуешь? Вам разрешают?
– Нет, категорически запрещают.
– Все, тогда пойдем. Доедем как-нибудь. Не в пустыне же, доедем.
Виктор Сергеевич накинул легкую кожаную куртку и стал в ней похож на какого-то известного актера. Странно, я как будто его сегодня в первый раз увидела. Может быть, потому что он сам неожиданно обратил на меня внимание – как-то по-другому, необычно.
– Мне тебя жалко и вообще всех ваших, в хорошем смысле, я сам без отца рос, – очень просто сказал Виктор Сергеевич, пока мы выходили из зала. – Но я-то рос дома! Не представляю, что бы со мной было, если бы рядом не было мамы. Меня и в одну сторону шатало, и в другую, а она меня держала. А тебя держать некому.
– Я сама себя держу, – ответила я.
– Я вижу, – улыбнулся Виктор Сергеевич и сжал мне плечо. – И этим ты мне очень симпатична, Брусникина. У тебя же есть мой телефон? Звони в случае чего. Если там… Не знаю. На душе как-то не так будет. Или обидит кто.
Я не знала, стоит ли говорить, что у меня не только его номера нет, у меня своего нет сейчас. Зачем рассказывать тренеру совершенно ненужные ему вещи? Куплю новый телефон и снова запишу туда номер Виктора Сергеевича.
– Что, есть мой номер? Сейчас я тебе позвоню, проверим, у меня же теперь симка на два номера, чтобы ты знала, что это я тебе звоню… А то подумаешь, что посторонние, а это я…
Я не успела ничего сказать, как Виктор Сергеевич уже набрал мой номер. Он удивленно посмотрел на меня, услышав в трубке чужой голос.
Пришлось коротко, не говоря лишнего, объяснить ему, что произошло.
Он только покачал головой.
– Вот это да! Сидели, два часа о каких-то глупостях говорили, а ты мне о таких событиях не рассказала…
Мы вышли во двор, я оглянулась. Нет, Веселухина во дворе нет. Я, собственно, так и думала. Если бы он ждал меня, я уже решила, что пойду с ним пешком в детский дом. Но он не ждал.
– Так, – Виктор Сергеевич слегка подтолкнул меня в машину, – все, садись, поедем, у меня старый аппарат есть, нормально работает, в нем и Интернет хорошо ловится.
– Виктор Сергеевич…
– А что? – он пожал плечами. – Мне на день рождения айфон подарили. Не самой новой модели, правда, но все равно устройство удобное. Мама старалась, я ее расстраивать не стал.
– Мама? – я даже засмеялась.
– Мама, Брусникина, до ста лет нужна. Ой, прости…
– Да нет, ничего. Я знаю.
Пока мы ехали до его дома, я рассказала ему, что ездила на кладбище, нашла там колечко – оно было сейчас у меня на руке, что решила сделать хороший портрет маме. Мой рассказ произвел на Виктора Сергеевича неожиданное впечатление. Мне его глаз не было видно, он же вел машину, я сидела рядом, но видела только профиль. Мне показалось, что он даже шмыгнул носом и ненароком вытер глаза. Но может быть, мне это только показалось.
Мы подъехали к тому же высотному дому, где, как я думала, жила Серафима. Виктор Сергеевич притормозил у ворот.
– Слушай, Брусникина… Даже не знаю, как быть. И оставлять тебя в машине нехорошо, и вести к себе домой – тоже… У нас же тут Серафима Олеговна проживает, тремя этажами выше меня… Разговоров потом не оберешься…
Я кивнула и быстро вышла из машины.
– Я здесь вас подожду.
Виктор Сергеевич вышел за мной. Я видела, что он в сомнении.
– Да, и так плохо, и так плохо. Нет, знаешь ли, давай-ка ты поднимешься. В конце концов, мы ничего плохого не делаем, правда?
Он так просто и нормально это сказал, что у меня на душе не возникло ни тени сомнения в том, что он говорит искренне.
– Давай, садись обратно, надо заехать в подземный гараж.
Я за эти несколько дней узнала и увидела столько, сколько не видела за весь прошлый год, а то и два.
– Ничего не бойся! Если вдруг Серафима откуда-нибудь навстречу выйдет, спокойно здоровайся, и все. Огонь беру на себя. Найду, что сказать.
Мне не очень приятно было идти и бояться, поэтому я решила, что ничего плохого не будет, даже если мы встретим Серафиму. Главное, самому знать, что ты ничего плохого не делаешь. А что подумают остальные – это их дело. Правда, если они подумают не то – как вышло с пальто, – тебе не поздоровится… Но от всех плохих слов все равно не убережешься.
Я никогда не была в подземном гараже. Ничего особенного, кстати. Подвал с машинами, слабо освещенный и холодный. Прямо оттуда мы сели в лифт. Я никогда не ездила в таком лифте, наверно, он скоростной, потому что Виктор Сергеевич только нажал кнопку «семь», она засветилась от его прикосновения, и как будто тут же двери открылись, и мы вышли на светлой площадке, где стояло высокое фикусовое деревце.
– Так, заходи… Не тушуйся, Брусникина! Снимай сапоги, раз уж до меня доехали, покормлю тебя. Мне мама принесла паек холостяка… Так… – Виктор Сергеевич скинул ботинки и, не помыв руки, прошлепал в кухню, там сразу открыл холодильник. – Да, вот точно – индейка, кажется. Ты любишь индейку, Брусникина?
– Не знаю.
Я оглядывалась в большой прихожей, которая переходила в кухню и комнату одновременно. Да, я видела такие квартиры в кино. Это называется студия, наверно, по аналогии со студиями художников, где они и живут, и работают, и едят – и всё в одной просторной комнате.
Мебели у Виктора Сергеевича было мало – два кресла, рядом – низкий темный столик, кухонная мебель, а шкафа я нигде не нашла, наверно, он спрятан за зеркальной стеной. И нигде не увидела кровати. Меня это успокоило. Потому что некоторое сомнение у меня все-таки оставалось. Слишком много историй – настоящих и выдуманных – я слышала от старших девочек о том, как, и кто, и с кем встречается в городе. Вот теперь стали старшими мы. И я пришла в гости к своему преподавателю по танцам, относительно молодому – я думаю, Виктору Сергеевичу не больше тридцати лет, симпатичному, неженатому. То, что в этом доме нет женщины, было видно сразу.
