Паша только отмахнулся и выматерился. А мне сразу его рука показалась липкой и холодной. И даже не из-за мата. Я освободила руку.
– Да пожалуйста, пожалуйста! – стал горячиться Веселухин. – Я завтра всем скажу, директору скажу, Серафиме…
– Еще Песцову скажи лично, – подсказала я. – А то ему очень беспокойно рядом со мной на английском сидеть. Вдруг украду у него что-нибудь. Новые штаны. Или линейку с калькулятором. Нет, лучше все-таки айфон. У меня же нет теперь телефона.
– А че это ты с ним рядом? – тут же вскинулся Паша.
– Нас посадили вместе как самых сильных учеников.
– Не Машку?
– Нет. Она английский не любит. Я тоже не люблю, но у меня получается хорошо.
– Я понял… – протянул Паша, глядя на меня и явно думая о чем-то другом.
И мне тут же стало горячо и неловко. Я снова высвободила руку. Кажется, что-то есть, что сильнее меня, – но это же внутри меня самой? А что тогда – «я»? Ведь то, что сильнее меня, мне не очень нравится. Значит, я не нравлюсь самой себе? Как интересно бывает. Получается, внутри меня как будто два человека – одному нравится Веселухин, а другому от этого грустно, потому что он понимает, что Паша – не мой человек.
Мы подошли к школе. Серафимино окно было темное. Но зато у лестницы стоял Виктор Сергеевич, наш тренер по танцам. Он сам себя называет тренером, потому что раньше работал с бальниками, которые выступают на соревнованиях, как спортсмены.
– Руся! – крикнул он. – Ну-ка иди сюда, на занятиях почему не была сегодня? Какие-то слухи по школе…
– Виктор Сергеевич… – я подошла к тренеру поближе, чтобы не перекрикиваться на весь двор. – У меня обстоятельства. А слухи… Не верьте им, пожалуйста. Вот Паша знает, что я тут ни при чем. Это была просто глупая шутка. Случайность. Ошибка.
Вообще-то это три разные вещи, но Виктор Сергеевич спокойно кивнул:
– Да я так и знал! Ни секунды не поверил.
– Это я взял куртку, – неожиданно сказал Веселухин. – Чтобы…
Я дернула его за руку.
– Он думал, что это моя куртка, нам кучу разных вещей привезли. Он не знал… Хотел просто похулиганить, мстил мне, у нас с ним сложные отношения. Да, Паш?
Виктор Сергеевич покачал головой:
– Вот почему – как девчонка хорошая, так у нее парень идиот. Потом, Брусникина, а с каких пор Веселухин – твой парень?
Я посмотрела на Пашу. Что-то мне не очень понравилось выражение его лица, когда Виктор Сергеевич это спрашивал.
– Веселухин – не мой парень, Виктор Сергеевич. Если надо повторить танец, я могу сейчас.
– А пойдем, Брусникина! Еще никто не ушел. И автобуса вашего я еще не вижу. Обещали маленьких сегодня на автобусе отвезти обратно, я всех задержал. Как раз пройдем пару раз с тобой танец.
На Веселухина было жалко смотреть. Все-таки у мальчиков какое-то обостренное самолюбие и чувство собственника. Если бы он так самоуверенно не ухмыльнулся на слова Виктора Сергеевича, я бы ничего и не сказала. А так – сам виноват. Теперь пусть стоит и думает. Я обернулась на него:
– Я в школу пошла, на занятия. Ты где будешь автобуса ждать?
– За пивом пойду, – ответил Веселухин, просто испепеляя меня взглядом. Хорошо, что за мои слова он не полез драться. Я понимаю, что в его понимании оскорбила его и предала. Только что целовалась и тут же от него открещиваюсь. – Поняла? За пивом!
– У тебя есть деньги? – удивилась я.
– Да! У меня есть деньги! – выкрикнул Паша. – У меня все есть!
– Паш, – я взяла его под руку, – давай ты в школе посидишь, подождешь меня, пока я танцую, скоро будет автобус, поедем домой.
– Нет уж! – сказал Паша. – Мне надо выпить!
Я пожала плечами.
– Если бы я знала, что ты пьющий, целоваться бы с тобой не стала.
Я точно не слышала, что в ответ прорычал Паша, потому что в этот момент Виктор Сергеевич, который уже зашел в школу, выглянул из дверей:
– Брусникина, ну, что ты?
– Да, иду, Виктор Сергеевич!
– Виктор Сергее-е-евич! – передразнил меня Веселухин, щеки которого и даже лоб пошли неровными красными пятнами. – Иди к нему! Иди! А-а-а, так ты не у него случайно была? Я по-о-нял…
Выглядел Паша очень жалко и глупо в этот момент. Почему мне казалось сегодня, когда я шла рядом с ним, что он невероятно симпатичный, что у него такой здоровый румянец, приятная улыбка… Злой, глупый, самовлюбленный и недоросший самец. Все. Обидели его, и он тут же вспыхнул, сейчас наговорит гадостей.
Я остановила его:
– Выбирай. Или ты, как лох и придурок, идешь сейчас за пивом и пропиваешь мозги, которых у тебя и так еще нет в пятнадцать лет, или…
– Я не лох! – выкрикнул Паша.
Я снова пожала плечами, высвободила руку, потому что он при этом крепко держал меня за плечо. И побежала по ступенькам на занятия.
Я люблю танцевать. Когда я танцую, у меня как будто открывается окошко в какой-то другой мир, где тоже я, но там я – другая. Там я танцую, пою, я легкая, мне не надо все время молчать, стиснув зубы, потому что там никто не ругается, там нет пьяных детей, которые еще плохо говорят и пишут, но отлично разбираются, что за чем надо пить, чтобы… Не знаю зачем, но некоторые мальчики очень любят об этом рассуждать – в каком именно порядке надо пить пиво, водку и вино. Ведь не зря нас боятся родители домашних детей. У них тоже есть такие дети, но наши глупее и часто попадаются на ерунде. И часто не понимают очевидного. И у многих сломаны тормоза – ничего не останавливает.
Наверно, я не буду воспитывать Пашу. Зачем? Чтобы целоваться с ним каждый день? А потом что? Вместе поступить в малярный техникум? И дальше? Красить стены и пить, пить, ждать его из армии, он придет и снова будет красить стены и пить, и – и больше ничего? Учеба моя ему не понравится. А я точно буду учиться, все сделаю для этого.
– Подожди! – Веселухин догнал меня и взял за плечи. – Пожалуйста, Руся, не обращай на меня внимания. Это я так, от злости. Зачем ты сказала, что я не твой парень?
– Я поняла, Паша, – я высвободилась. – Меня ждут, мне нужно пройти танец.
– Руся… Что, это все просто так было сегодня?
Веселухин смотрел на меня умоляющими глазами, и мне стало его жалко. Я не стала ему ничего говорить. Тем более когда он близко, рядом, тот человек внутри меня, которому очень, ну просто очень нравятся губы, волосы, улыбка, глаза и все остальное в Веселухине, становится главнее того умного и трезвого человека, который понимает, что с Пашей рядом мне будет тоскливо. Мне и сейчас уже с ним тоскливо, когда он начинает болтать.
– Сядь и сиди в раздевалке, и никуда не ходи, – сказала я и быстро ушла в танцевальный зал, не обернувшись.
