– Ясно, – вполне доброжелательно улыбнулась женщина и стала разглаживать целлофан на букете цветов, который был у нее в руках.
Вот черт, а я как раз хотела у нее спросить, когда мне выходить. Остановки не объявляли, у меня было записано название остановки, но как узнать, какая она будет по счету? Правда, называется она как раз «Кунцевское кладбище», но пока ничего похожего на кладбище я за окном не видела. Высокие дома, вот в таком похожем доме мы с мамой жили… У меня еще сильнее забилось сердце. Как похоже… Не наш ведь это дом! Наша станция метро называлась по-другому… Вот автобус въехал на огромный длинный мост, потом дорога резко закруглилась, и мы съехали на боковую улицу. Какой интересный мост…
– Сумку держите, – посоветовала женщине в накидке ее соседка. – У меня такие вот детки из сумки достали кошелек. Я еще на них смотрела, жалела… А потом – р-раз, и кошелька нет! А там – и пенсионное, и социальная карта, и денег шесть тысяч было!
Я отвернулась. Какие «такие детки»? Что, по мне видно, что я из детского дома? Я как-то не так одета? Или у меня «такой» взгляд? Может, спросить?
– Вот-вот, сразу отвернулась, понимает!.. – не успокаивалась женщина.
Та дама в накидке что-то ей негромко сказала, на что она отреагировала шумным вздохом и не очень приличным замечанием.
Я повернулась к ней.
– Да, я из детского дома. Но воровать у вас ничего не буду, не переживайте. И вообще ничего воровать не собираюсь.
– Зачем вы так? – сказала дама в накидке своей соседке, укоризненно качая головой. – Хорошая девочка, сразу же видно.
Я встала, потому что увидела схему на стекле у водителя. Там же обозначены все остановки! Вдруг я уже проехала! Я заметила впереди на улице невысокое строение, около которого были выставлены цветы в высоких вазонах, венки… Дальше у забора стояли еще венки.
– Это кладбище? – спросила я у водителя.
– Кладбище, – кивнул он. – И дальше будет кладбище. Тебе какое надо? Троекуровское?
– Нет… – растерялась я. – Кунцевское.
– Так на Кунцевское надо было на прошлой остановке выходить. Ничего, пройдешь назад пешком, здесь недалеко.
– А что, автобус теперь по-другому идет? – вскинулась женщина, которая меня защищала от своей соседки. – Я тогда тоже проехала.
– Да стройка же везде, перерыли… – откликнулся кто-то из пассажиров.
Я вышла на следующей остановке, та дама в накидке – тоже.
– Подожди, вместе пойдем! Тебе же на Кунцевское? – чуть задержала она меня.
Я кивнула.
– Кто у тебя там? – продолжала спрашивать она.
Я не очень хотела разговаривать. Но мне неудобно было не ответить.
– Мама.
Дама быстро и сочувственно взглянула на меня.
– Я поняла… Вот ты куда к маме ехала… А у меня дочь. У тебя более естественно. Хотя ты слишком маленькая еще. Сколько тебе?
– Четырнадцать. Скоро будет пятнадцать.
– А моей было девятнадцать. На мотоцикле поехала с другом. Я еще радовалась – какая у меня смелая дочь, вот я бы никогда не отважилась мчаться по Москве на мотоцикле с бешеной скоростью… Вот и приехали. Я два года провела в больнице, жить не хотела. Там меня кормили насильно, кололи глюкозу… Потом вышла, вроде ничего, жить снова начала. Но жизнь уже как-то не так пошла.
Женщина говорила так просто, спокойно, как будто рассказывала: «Вот белый дом, в нем четырнадцать этажей, нет, шестнадцать, а вот – желтый, в нем восемь подъездов и двенадцать этажей, в каждом подъезде – лифт…»
– Ну, а ты? Правда, из детского дома?
– Да.
– А где он? В Москве?
– Нет, я приехала на один день, навестить маму.
– Ох, как это звучит… Ты знаешь, где могила?
– Я помню широкую аллею, а потом, кажется, надо повернуть… Это пять лет назад было.
– А номер могилы помнишь?
– Нет…
– Так, ясно. Пойдем, сейчас узнаем. Ты цветы покупать будешь?
– Конечно… – Я поняла, когда мы зашли на территорию кладбища, что сама никогда бы ничего не нашла. Три широкие аллеи шли в разные стороны. По какой идти?
Мы зашли вместе с той женщиной в администрацию, по фамилии нам нашли номер могилы и показали на схеме, где ее искать.
– Найдешь сама? – спросила женщина.
Я неуверенно кивнула, сфотографировала схему на телефон.
– Ну иди. Вот, постой. Возьми мой номер, если потеряешься, позвони, я подойду. А то здесь так холодно, я уж с тобой не пойду. Меня зовут Марина Кирилловна. А тебя?
– Меня Руся.
– Какое милое имя… А мою дочку звали Валюша. Дай мне свой номер. Тебе вот по этой аллее и направо, тут совсем недалеко. Я тебе обязательно позвоню.
Я была уверена, что женщина говорит просто так. Зачем ей мне звонить? Она мне не родственница и не шеф. Тем более, ее люди предостерегают, что я могу своровать у нее деньги. Я, оказывается, так подозрительно выгляжу. Что бы они, интересно, сказали о Лерке или о наших мальчиках!
– Спасибо! – запоздало крикнула я, когда та шла уже по дорожке, и быстро побежала в другую сторону, на самом деле на кладбище было почему-то гораздо холоднее, чем на улице.
– Руся, подожди! – Марина Кирилловна почему-то остановилась и окликнула меня.
Я тоже остановилась и, видя, что она ждет меня, подошла к ней.
– А почему ты сразу не сказала, что идешь на кладбище?
Я пожала плечами.
– На всякий случай.
– Ну… хорошо. У тебя есть деньги на обратную дорогу?
– Да.
– Ладно, пока! Я позвоню тебе, обязательно.
Я не знала, что ей ответить, и на всякий случай еще раз сказала:
– Спасибо.
Я же забыла купить цветы! Пришлось вернуться ко входу. У меня разбежались глаза. Я только один раз в жизни сама покупала цветы, на похороны Надежды Сергеевны. Обычно, если надо, мы летом цветы собираем в лесу и на поле. А зимой как-то обходимся. Зачем нам цветы? На первое сентября мы в этом году выращивали астры и гладиолусы, все домашние дети приходят с огромными букетами, и наши воспитатели решили, что и мы в грязь лицом не ударим. А лето было жаркое, и цветы расцвели раньше, еще в середине августа. Им же не объяснишь, что надо подождать. Мы набрали на поле цветов, чтобы маленькие хотя бы пришли с букетами, но выглядело это не очень. В конце августа цветут уже только самые крепкие сорняки, есть очень красивые, конечно, и камыши. Но на настоящие букеты из роз или гладиолусов это похоже не было. Я постаралась сделать Любе красивый букет, но все равно над ней смеялись.
Здесь в цветочном ларьке был огромный выбор. И гвоздики, и розы, и цветы, названия которых я не знала, похожие на искусственные, и настоящие пластмассовые цветы. Зачем покупают пластмассовые цветы? Может быть, чтобы реже ходить на кладбище?
