— Я думаю, мы действительно уедем. Закончить сделку — я продаю свой бизнес — мы сможем и из другого места. К тому же у меня есть знакомые в столице. С твоими документами я что-нибудь придумаю, не первый день на свете живу, справлюсь. Благодарим вас, мистер Маккинби. Я ценю ваше участие и ваш совет — он действительно рациональный, но сами видите, какое у нас положение. Я не из тех, кого можно напугать авторитетом императора. И за свою любовь буду бороться. Я, знаете ли, тоже никогда не отказывался от данного мной слова.
Август не возражал. Только протянул ему свою визитку:
— Возьмите. От всей души желаю, чтобы мой контакт вам никогда не пригодился.
Они ушли, Джо Мит очень трогательно поддерживал Соню. Я дождалась, пока дверь закроется, и сказала:
— Жаль ребят. Вроде взрослые, а жизни не знают.
— Вот и незачем давить на них. Пусть жизнь надавит.
— Как бы после этого давления нам не пришлось выцарапывать их из какого-нибудь зиндана. Убить-то не убьют, но помучают основательно.
— Выцарапаем, — равнодушно согласился Август. — У тебя есть планы на день?
— Похоже, что уже нет.
— Отлично! — Он воодушевился. — Тогда пойдем завтракать. Здесь такая ужасная погода, что мне все время хочется есть. Я таким голодным не был со школы.
* * *
Судя по обилию заказанных блюд, Август действительно мерз и хандрил.
— Перца добавь, — посоветовала я, когда он пододвинул к себе блюдо с ассорти из жаркого.
— Зачем?
— Пряности всегда повышают настроение.
— Они не только настроение повышают, — буркнул Август. — Кое-что еще. Не пойду же я в бордель!
— Для британского аристократа в этом нет ничего особенного.
— Аристократа девятнадцатого века, — уточнил Август. — Тогда это было в порядке вещей. Но я не в девятнадцатом веке живу. К сожалению или к счастью — еще не решил.
Несколько минут он молча поглощал мясо, а я ворошила салат с местными морепродуктами. Вкус у этих продуктов оказался настолько специфическим, что есть их я не решилась.
— Забавная парочка, — сказала я, вспомнив утренних визитеров. — По-моему, Вэню предстоит чисто формальная работа. Потому что с отношениями там ясно все.
— Поэтому я отправил туда Вэня, а не тебя. Эти ребята нуждаются не в следствии, а в защите.
Я не успела ничего сказать: Августу на чип пришел вызов. Он посмотрел, удивился:
— Из отеля. Что там еще… — и ответил. Выслушал, уточнил: — Имя называла? Нет? Передайте, что я освобожусь к одиннадцати вечера. Буду в баре. С помощницей. Нет, передайте то, что я сказал. Мне абсолютно безразлично, чего хочет дама, которой стыдно называть свое имя.
Отключился, покачал головой:
— Дикие люди. Не знаю, с кем они привыкли иметь дело. Какая-то дама желает со мной встретиться. Прямо сейчас и наедине. Имя не назвала. Они думают, я все брошу и побегу?
— Судя по тому, что тебя разыскали немедленно, в отеле-то ее имя знают хорошо.
— Мне все равно. Единственная местная женщина, ради которой я прервал бы свой завтрак, — экономка Билла Николса.
— А Соня?
— Соня слишком хорошо воспитана, чтобы выставлять такие требования. Она приедет сама.
Следующий вызов пришел мне. Я засмеялась:
— Похоже, твоя прекрасная незнакомка пользуется большим влиянием в городе.
— Что там?
— Меня вызывают в полицию. Срочно. Без объяснения причин. Есть подозрение, меня банально удаляют со сцены, чтобы я не мешала незнакомке мурлыкать тебе на ушко.
— Время приема указано?
— Нет.
— Не спеши. Сначала поешь, потому что в местной полиции даже чай не предлагают. Если им надо, пришлют машину, не переломятся.
Разумеется, я прислушалась к его совету. И даже заменила неудачный салат на утку с апельсинами. Блюдо не для завтрака, но кто знает, когда я буду обедать?
Из ресторана я вышла через сорок минут. У самого входа стояла патрульная машина, однако предложения доставить меня почему-то не последовало. Полицейские следили за тем, как я вызвала такси, села, а потом тихонько поехали следом. Поразительно невоспитанный здесь народец.
Управление полиции показалось еще более шумным и грязным, чем в прошлый раз. И более бестолковым. Той ночью меня доставили на машине, как задержанную, поэтому я не увидела множества характерных деталей. На каждом шагу здесь были рамки, что, в общем, казалось бессмысленной тратой оборудования — достаточно ведь поставить их на входах в здание, а окна оборудовать хорошей защитой. Но и это не все! За каждой рамкой сидел дежурный, который требовал сообщить ему личные данные и цель визита. Никаких мониторов у дежурных не было. Похоже, что кто-то потом сличал данные от рамок и от дежурных. А ведь вся эта толпа лоботрясов получала государственную зарплату… Поднявшись на третий этаж, я насчитала восемь рамок. Какое феерическое разбазаривание бюджета. Неудивительно, что Сайгон считается криминальной столицей Куашнары. Еще бы, ведь львиная доля полицейских получает зарплату за работу консьержа, причем там, где никакой работы не требуется вообще. Да лучше бы пошли дорожный трафик регулировать.
Рабочее помещение следственного отдела было организовано практически так же, как и камеры для задержанных: длинный зал, посередине проход, с обеих сторон — закутки со столами, отгороженные ширмами по пояс высотой. Камеры такие же, только вместо ширм были решетки до потолка. Стоя в дверях, можно сразу увидеть, кто чем занимается. И тогда я поняла, зачем здесь рамки на каждом шагу.
Когда я служила в управлении полиции на Большом Йорке, у нас тоже был зал с ширмами, правда, высокими. А еще комиссар заставлял сотрудников работать в устаревших очках, а не в линзах. Он говорил, что тогда понимает, кто работает, а кто бездельничает, делая вид, будто изучает документы. Понятно, что любой нормальный оперативник в очках дремал, благо, глаза не видны, а искусством спать сидя овладевает любой желающий за трое суток недосыпа.
Похоже, здесь было то же самое. Рамки фиксировали перемещение в первую очередь сотрудников. И тех, кто к ним ходит. Мало ли, сотрудник рабочее время использует для того, чтобы поболтать с девушкой под видом допроса. Низкие ширмы, не позволявшие сохранить тайну следствия, зато решали проблему пригляда за лодырями. По всему выходило, что главной своей проблемой местный комиссар считал низкую рабочую дисциплину, а не сомнительный порядок на улицах города.
Пройдя почти весь зал, я отыскала следователя, к которому меня вызвали. В узком, ребенку не повернуться, закутке стояли огромный пустой стол и два старых стула. За столом восседал щуплый человечек с удивительной прической: короткие, едва ли в дюйм длиной, волосы торчали во все стороны клоками. Было видно, что иногда их стараются положить, но они все равно встают дыбом. На месте следователя я обрилась бы наголо. Получилось бы аккуратно и с претензией на стиль. Внешность следователя хранила в себе следы буквально всех земных рас. Он был слишком темнокож для европейца или китайца, слишком узкоглаз для латиноса, слишком плосколиц для негра. Толстые губы пытались стянуться в недовольную ниточку, но получался сморщенный пельмень. Круглые семитские брови пытались сдвинуться в озабоченную и суровую чайку, но вместо этого скукожили низкий лоб. Глядя на него, я подумала: он или гений, или самый безнадежный бездарь в мире.
