— По машинам! — приказал Гойгу. — Командуй, сынок. Не томи!
Старший старшина скрылся в башне, захлопнул люк и дал газ, увеличивая интервал до следующей за ним машины.
— Внимание! Это шкатулка-первая! — проорал Малярийкин в микрофон общей связи. — Циркулярно, всем коробочкам! Разворот в цепь вдоль поля ордером четыре! Атака встречная, лобовая! Огонь по готовности! Порвём их ребята! В клочья!!!
— Коробка седьмая, принял!
— Коробка девятая, принял!
— Коробка шестая, принял!
— Коробка двадцать четыре, принял! — заверещали динамики.
Колонна мгновенно распалась. Ориентируясь на крайний в ряду корпус Гойгу, машины выстраивались в атакующую цепь.
Маляр, между тем, оставался на месте. За общей атакующей линией. Его собранное наспех «войско» пёрло через пшеничную гладь двумя колоннами, слившимися в одну. Интервал между машинами составлял метров пять (шли вплотную). Интервал между колоннами — около сотни. Повинуясь его приказу, вторая колонна автоматически, как предписывалось классическим четвёртым ордером, выстраивалась в собственную цепь вдоль поля. Таким образом, оборона Малярийкина становилась как бы эшелонированной. И Малярийкин думал: стоит ли настолько упрощать собственную позицию? Напор напором, но товарищ Шапронов был волком тёртым. Уже само появление атакующей вражеской цепочки на поле прямо перед ними, выдавало в нём мастера. С одной стороны ничего особенно — оба автопоезда с машинами и командами противников прибыли на локацию почти одновременно (Шапронов чуть раньше). Но за то время, пока Малярийкин элементарно вывел своих на поле, Шапронов успел своих не только вывести, но и выстроить в атакующий ордер, определить направление удара и начать накат. Причём Малрярийкин вовсе не тупил этим утром и делал всё быстро. Просто Шапронов делал быстрее. Вернее, думал быстрее, так как многотонные боевые машины с опытными пилотами разворачивались и сворачивались из ордера в ордер буквально за пару минут. Нужна была лишь — команда.
На поле между тем происходило следующее.
Машины Шапронова, во всяком случае, их самая слабая первая линия, которую Маляр с Гойгу заметили в поле благодаря чёрному пылевому облаку, очевидно, имели на вооружении обычные рядовые Громы. Поскольку открыли огонь болванками километров с полутора (дальномер Малярийкина определил это расстояние как примерную границу чёрного дыма). В то время «малярийкинцы» могли стрелять своим более мощным, но менее дальнобойным оружием только с дистанции метров восемьсот. Таким образом, Шапронов их уже бил. А вот они его — совсем нет.
Подбили кого вражеские танкисты или нет, Малярийкин пока не знал. Всё его внимание на несколько секунд захватил монитор фронтального наблюдения. Как всегда, статистику Маляр помнил. Основную массу первой атакующей линии «шапроновцев» составляли средние и тяжёлые танки с длинноствольными, дальнобойными орудиями. Грозные машины весом в пятьдесят, шестьдесят, восемьдесят тонн. В отличие от Шапронова, Малярийкин включил в свою первую линию танки не по принципу тяжести бронирования, а по типу орудий. Отличие стволов Малярийкина от стволов командора в среднем заключалось в том, что у «малярицкиновцев» преобладало вооружение для близкого боя. Очень мощное, но для коротких дистанций.
Через несколько минут вражеские машины приблизились настолько, что стали отчётливо видны знаки на башнях. В основном это была символика КТО. Владельцам машин и спонсорам пилотов запрещалось рекламировать продукцию и товары, прежде всего из соображений демаскировки — яркие брэнды могли стать слишком заметными в артиллерийском бою. А вот символика КТО, не яркая, не броская (серый танк на сером щитке с соответствующими литерами кириллицы) с одной стороны — украшала боевую машину, с другой стороны, не индивидуализировала её, делая возможными переходы из команды в команду после завершения коллективных чемпионатов.
Грохот выстрелов уже не звучал отголоском. Он в буквальном смысле долбил молотом в перепонки. Малярийкин ещё подумал, что, возможно, понимает причину, по которой местные дебило-колхозники мгновенно оставляли дома при выборе их района в качестве локации КТО. Даже если бы развеселые КТОшники не вырезали колхозы целыми поселениями, оставаться в зоне боевых-игровых действий было невозможно хотя бы из боязни оглохнуть. Гермошлемы защищали уши танкистов от разрыва перепонок, но полностью избавить от оглушающего эффекта взрывов никак не могли.
Любоваться вражескими танками во всей их убийственной красоте (и, одновременно, убийственной отвратительности) мешал лишь густейший дым. Это уже была не только пыль из-под гусениц и не только копоть движков. Горела пшеница.
Для управляемости в бою, команда Малярийкина, как и в локации Моховое, имела дифференцированное деление. С одной стороны, полностью повторяя структуру Мохового, танки Малярийкина распределялись по классам. Самые быстрые и легкобронированные машины составляли так называемый Первый вымпел. Средние танки с хорошими пушками — так называемый Второй. Тяжёлые танки, а также разнокалиберные машины со смешанными ТТХ (например, тяжёлый корпус и среднее орудие, средний корпус и лёгкое орудие, мощная пушка и плохое бронирование) — так называемый Третий.
Поскольку количество коробок сейчас было значительно больше и львиная доля пилотов никогда не играла вместе, внутри каждого вымпела основу управляемости составляли бойцы, которые уже выступали вместе с Малярийкиным в Моховом. Их было немного. Поэтому Первый и Второй вымпелы, способные работать, только будучи сплоченными и относительно небольшими коллективами, по численности были почти в три раза скромнее Третьего вымпела, являвшегося по сути «объединяющей» группой танков, в которую входили все, кто не вошёл в первые две группы по остаточному принципу.
В то же время, возможность предварительного отбора бойцов для прощальной игры с Шапроновым давала Малярийкину возможность, унифицировать ТТХ своих машин хотя бы отчасти. Именно это позволяло превратить Третий вымпел не в случайный набор разномастных танков, а хотя бы в некоторое подобие полноценного танкового полка.
Как бы «поверх» этого деления на вымпелы, ложилось ещё одно деление — на линии или цепи. Смысл деления на цепи для Малярийкина имел только в первые часы боя, для крупномасштабного столкновения на поле. Работать вымпелами при столкновении больших танковых масс было нецелесообразно (просто потому, что маневрирования как такового в этих условиях не было — только накат и откат), а вот длинные походные колонны превращались в цепи идеально. И, главное, не сложно. Особенно, когда в кабинах сидели опытные пилоты. В свою очередь, каждая цепь делилась на два крыла — левый и правый фланг. Это деление было также — сугубо полевым. Таким образом, деление на вымпелы предназначалось для маневрирования. А деление на цепи — для атакующего, эшелонированного наката.
В отличие от «вымпелов», командиров в цепях и крыльях не было. Но были «ведущие машины» — ставшие таковыми просто вследствие построения. В правом крыле второй цепи таковым был номер пятьдесят второй, в левом крыле той же цепи — номер семьдесят шестой.
