Дверь в квартиру папули была украшена бронзовой табличкой,
на которой значилось: «Щербинцев А.В., философ». Я пожала плечами и позвонила.
Никто открыть мне не пожелал: папы, скорее всего, нет дома, а если у Земфиры
сеанс, то ее лучше не беспокоить. Я открыла дверь своим ключом и вошла в
огромную прихожую. Из ближайшей комнаты до меня донесся голос Земфиры.
— Ваши завистники плетут интриги… — вещала она.
Я проскользнула в кухню, на мгновение увидев в открытую
дверь Земфиру перед ее магическим кристаллом, водруженным на деревянную
подставку, а напротив нее сидящую на ковре даму среднего возраста, насмерть
перепуганную. Лицо ее в свете свечей было бледным, лоб потным, а губы дрожали.
Войдя в кухню, я вспомнила, что завтрак мой оставлял желать
лучшего, и полезла в холодильник. За что я особенно любила Земфиру, так это за
ее кулинарный талант. Плотно закрыв дверь, я разогрела голубцы и приступила к
трапезе. Минут через двадцать раздался зычный голос Земфиры:
— Василиса… — И я пошла на зов.
Земфира расположилась в комнате, которая когда-то была
детской, а теперь стала чем-то вроде кабинета папулиной подруги. Плотные шторы
на окнах, не пропускающие дневного света, стены сплошь покрыты коврами, на полу
подушки, подставка с магическим кристаллом, сосуды для ароматических палочек и
маска неизвестного божества довольно свирепого вида.
— Свет включи, — сказала Земфира. Я включила
люстру, а она пожаловалась:
— До чего баба бестолковая попалась, не чаяла от нее отделаться,
все ей расскажи да объясни. Нет у людей фантазии, работаешь без удовольствия.
Я сочувственно кивнула, усаживаясь на парчовую подушку.
Земфира — тучная дама в цветастом широком балахоне, в черном парике с волосами
до пола, с повязкой на лбу — походила на упитанного индейца. Впрочем, даже в
таком виде она казалась мне симпатичной круглолицей толстушкой со смеющимися
глазами.
— Как дела? — спросила Земфира, по привычке
уставившись в магический кристалл.
— Плохо, — ответила я.
— Мужик в шляпе и плаще? — вздохнула Земфира. Я
приподнялась и на всякий случай уставилась в магический кристалл. — Не
дури, — осадила меня папулина подруга, — мне сегодня бабка звонила.
— А-а, — успокоилась я, устраиваясь на подушке.
— Папулю опять похитили инопланетяне, — вновь
вздохнула Земфира. — Утром Михалыч прибегал за выкупом.
— Много просил?
— Сто пятьдесят рублей.
— Значит, папа не надолго в отключке…
— Хочешь с ним поговорить?
— Если за выкупом прибегали сегодня, вряд ли получится.
— Почему? — обиделась за папулю Земфира. —
Может, повезет, и папа придет в себя.
— Может, — неохотно согласилась я. — Давай я
тебе все расскажу?
— Давай, — кивнула Земфира.
Ну я ей тут же все рассказала: и про вечеринку, и про Шляпу,
и про его труп в багажнике.
— Папе этот белесый не понравился, — закивал а
Земфира, выслушав меня. — Он вернулся с вечеринки и первым делом сказал:
«Василисе он не пара. Прохвост, а может, и похуже». Ты знаешь, как папа видит
людей. У него дар. И если папа говорит «прохвост», значит, парень еще хуже.
— И чего? — почесала я нос.
— Пусть сам со своим трупом разбирается, а ты не лезь.
Не твое это дело. Не ты его туда запихала, не тебе о нем беспокоиться.
— А милиция? — охнула я. При слове «милиция»
Земфира непроизвольно поморщилась.
— А на этих вообще наплевать.
— Но ведь человека убили… может быть… или он сам умер.
— Он что тебе, родственник?
— Нет.
— Ну и чего ты о нем хлопочешь? Конечно, это вопрос
морально-этический… С таким вопросом непременно надо обратиться к папе, но я,
со своей стороны, очень бы рекомендовала никуда не лезть. И бабке скажи, чтоб
сидела тихо, не ровен час… — Земфира в досаде махнула рукой, поднялась, стащила
с себя парик с повязкой и позвала:
— Пойдем сожрем чего-нибудь.
— Я голубцы ела.
— Понравились?
— Очень.
— Слава богу. Ну не хочешь есть, так чаю попьем. У меня
клиент через час по записи, времени достаточно.
Мы пили с Земфирой чай и вели неспешную беседу. Пить чай
Земфира предпочитала в гостиной, сидя в мягком кресле перед антикварным
столиком на гнутых ножках.
— Вчера к папе какой-то хмырь приходил, — сообщила
она, — но не застал. И со мной долго беседовал.
— Чего хотел?
— Филонова, — вздохнула Земфира. — Предлагал
большие деньги.
Я перевела взгляд на картину, которая висела напротив.
Разобрать, что там изображено на ней, было затруднительно. Правда, в этом
смысле она мало чем отличалась от папиных картин, висящих по соседству, но чтоб
отличие все же было, папа для бестолковых написал фломастером на раме:
«Филонов», и картина стала выделяться.
— Я беспокоюсь, — робко продолжила Земфира. —
Не хочу критиковать папу, но боюсь, как бы нас не ограбили.
Если честно, я тоже беспокоилась, папуля налево-направо
распространялся о том, что у него в гостиной висит шедевр стоимостью в
несколько тысяч долларов. Вполне мог найтись олух, который в это поверит. Если
учесть, что жизнь уголовников папуля изучал не зря и в их среде у него осталось
много знакомых, людей корыстных и весьма далеких от искусства, беспокойство мое
только увеличивалось.
— Почему бы папуле не прекратить свои рассказы о Филонове? —
вздохнула я.
— Ты же знаешь папу, — пожала плечами
Земфира. — Я намекнула ему, что он мог бы подарить Филонова музею. Папа
очень рассердился, ведь это твое приданое.
Мы уставились на живописный шедевр и дружно вздохнули.
Не поднимаясь с кресла, Земфира извлекла из низенького
шкафчика бутылку коньяка и спросила:
— Выпьешь?
— Не-а, — испуганно покачала я головой.
— И в кого ты у нас такая? — посетовала Земфира и
выпила коньячку, достав из того же шкафчика рюмку внушительных размеров.
— Еще новости есть? — на всякий случай спросила я.
