– Я выезжаю.
– Выезжаешь?! – поразился Иноземцев. – Почему?! Зачем? Из-за Флоринского?! Да ведь к нему даже в госпиталь не пускают!
Но Антонина Дмитриевна, не слушая его, молвила: «Я прямо сейчас на вокзал. Постараюсь выехать вечерним поездом. Как возьму билет, дам тебе срочную телеграмму», – и отключилась. Владик в полной растерянности тоже повесил трубку.
* * *
Мама приехала во вторник. Владик вернулся с работы – а она уже дома. Прибыла налегке – ни варений, ни сушеных грибов, ни воблы. Небольшой чемоданчик в руках. Быстренько перескочила с Казанского на Ярославский вокзал, впрыгнула в электричку. Ключи Антонине Дмитриевне дала вдова-хозяйка, и теперь мать встречала сына дома. Хозяйствовала: истопила печь и месила тесто для оладушек.
После объятий Владик спросил с нарочитой грубоватостью:
– Зачем примчалась? Все равно к Флоринскому ты не попадешь.
– К нему попасть должен ты.
– Я?! Почему?
– Не сейчас. Я тебе потом все объясню.
– Но меня не пустят тем более. Я уже пробовал – без шансов.
– Я поговорю с кем надо.
– С кем ты, позволь узнать, поговоришь?
– Ты не в курсе, Сергей Павлович в Москве?
– Королев? К нему ты не прорвешься. Режимное предприятие! Я и сам его раза два-три за год видел.
– Я ему позвоню.
– Позвонишь? Да я даже телефона его не знаю. Могу, конечно, выяснить – но это через секретаршу, вряд ли она тебя с ним соединит.
– Я знаю его прямой номер. Сергей на него, как мне сказали, всегда сам отвечает, когда в кабинете.
– Откуда ты телефон узнала?!
– Мне дал его Юрий Васильевич. На самый крайний случай.
– Какой такой случай?
– Вдруг, не дай бог, что-то с тобой случится. Но, как видишь, случилось с ним.
Пока они дискутировали, Антонина Дмитриевна раскалила две сковородки, плеснула подсолнечного масла и принялась разливать половником первые оладьи. Тесто плевалось и скворчало, по комнате распространился восхитительный горелый дым. Пошла подлинная, женская стряпня – чего Владислав был лишен с начала апреля, момента отъезда из мамочкиного дома в Энске. «Эх, Галка, Галка! – вдруг подумалось ему. – Ты, наверно, блинчики-оладушки теперь своему генералу стряпаешь. Впрочем, меня ты ими нечасто баловала. Интересно бы узнать, его ты кормишь? Или вы все больше по ресторанам?» Странно, стоило приехать маме – сразу стала вспоминаться сбежавшая жена. Может, между двумя этими женщинами существовала, что ли, мистическая связь?
– Сейчас быстренько поедим, с пылу с жару, оладий, а потом проводишь меня до станции. У вас ведь там имеется телефон-автомат? Я думаю, ваш великий ЭсПэ в сей час еще на работе?
– Если он в Москве, то часов до девяти-десяти сидит в кабинете точно. Если не на производстве, конечно.
Через полчаса они под ручку, похрустывая подмерзшими палыми листьями, пришли к станции. Вооружившись пятиалтынным, мама скользнула внутрь телефонной будки. Владик отвернулся, не желая подсматривать и подслушивать ее разговор с Главным конструктором. Антонина Дмитриевна не выходила долго – значит, и впрямь дозвонилась!
Наконец положила трубку на рычаг, вышла, хлопнула дверцей. Спросила у сына озабоченно:
– Как я выгляжу?
– Нормально. А что?
– Сергей Палыч обещал прислать за мной машину. Через пятнадцать минут – прямо сюда.
Сын не мог сдержать восхищения:
– Ну, мама! Ну, ты авантюристка!
И впрямь через четверть часа прямо к телефонной будке подрулил королевский «ЗИС» (Владик узнал его). Шофер даже вышел из машины и помог маме устроиться на задних сиденьях представительского лимузина. «Надолго я не задержусь», – царственно бросила Антонина Дмитриевна на прощание (ни дать ни взять вдовствующая королева!)
Ее свидание с Королевым, бывшим коллегой довоенной юности, впрочем, затянулось. Явилась мама, когда сын уже позевывал под одеялом. Обратно доставил тот же «ЗИС» – Владик видел лимузин сквозь просвет занавесок. Вот ведь праздник для хозяйки тети Дуси – почти такой же, как Галину с генералом застукать: полноценная пища для разговоров и размышлений.
Антонина Дмитриевна скинула ботики, повесила на вешалку пальто. «Мама, я постелил тебе на диване», – сказал Владик, не вставая. «Спасибо, сынок». – Она подошла и села к нему на кровать – совсем как в детстве. Положила ладонь на лоб, погладила по волосам. Чтобы не рассиропиться, он, усмехаясь, сказал:
– А от тебя коньячком попахивает. Ай-яй-яй, что скажет Аркадий Матвеевич.
– Да, Серенчик предложил выпить по рюмочке. Неудобно было отказаться.
– Ну и как вы с ним поговорили?
– Он был мил. Любезен. Даже галантен. Постарел, конечно. Все мы не молодеем… Эх, знаешь, я ведь и тогда, в тридцать пятом, знала, что Королев наш далеко пойдет. Но он даже превзошел мои ожидания. Каким делом он руководит! Какое у вас огромное хозяйство! Кстати, он приглашал меня на работу. Сказал, что в библиотеке он для меня место всегда отыщет. А может, и посерьезнее работенку даст. И с жильем обещал помочь!
– Прекрасно! Переезжай! Будем рядом.
– Что ты, сыночек, в мои годы судьбу не меняют. А потом – на мне бабушка. А Аркадий Матвеевич? Он с таким трудом нашел место в нашем Энском тресте и теперь там на очень хорошем счету. Знаешь, репрессированным не так просто устроиться на работу… А квартира наша прекрасная в Энске? Нет, вряд ли я поеду.
– А что с твоим делом? С Флоринским?
– Флоринский очень плох. Множественные ожоги, третьей-четвертой степени – чуть не семьдесят процентов. Врачи считают, вряд ли выживет, – слезинка скатилась по ее щеке. – Но Серенчик – ой, Сергей Павлович – заверил меня, что он сделает все, чтобы ты к нему в госпиталь попал.
– Мама, скажи, почему такая необходимость, чтобы я навестил Флоринского в Бурденко?
– А ты что, – Антонина Дмитриевна посмотрела на сына грустно-грустно, – еще не понял?
– Не-ет, – протянул Владик.
– Он твой отец.
За десять месяцев
до описываемых событий
1 января 1960 года,
квартира Флоринского в Подлипках
Юрий Васильевич втащил уже собравшуюся уходить Антонину Дмитриевну в квартиру, запер за ней дверь. Ошеломленные Владик, Галя и девушка Флоринского по имени Нина остались на лестничной площадке. Однако Иноземцева нимало не удивилась. Она всю новогоднюю ночь, едва встретила после двадцатипятилетней разлуки своего бывшего друга, ожидала от него чего-то подобного.
– Узнаю тебя, Юрочка, – усмехнулась она. – Ты все такой же авантюрист.
