Глава 24
Маевка Снежной королевы
Не бывает мучительных вопросов. Есть мучительные ответы…
Житейская мудрость
— Варя, я опаздываю.
Мельников метался по комнате, то и дело роняя то запонки, то галстук. Часы показывали половину десятого, и мне бы тоже не мешало встать, но почему-то жаль было выбираться из-под одеяла.
— Оставь мне ключи и езжай, я еще полежу.
— Пообедаем вместе? У меня сейчас встреча, я уже прилично опоздал, но часа в два буду свободен.
— Позвони мне, договоримся. — Я снова нырнула под одеяло, успев увернуться от губ Мельникова, вознамерившегося поцеловать меня перед уходом.
Хлопнула дверь, и я осталась одна. Спать тут же расхотелось, я откинула одеяло и пошла в душ. Уже собравшись, зашла в кухню, вылила остатки кофе из турки в чашку, нашла в холодильнике молоко и села за стол, закурив сигарету. Из-под плетеной хлебницы торчал белый бумажный уголок, и я зачем-то потянула его, извлекая на свет диск в пакете. Никаких надписей, только число. Меня вдруг одолело любопытство, и я решила, что возьму диск на работу, там посмотрю, а потом, вернувшись сюда, — а я не сомневалась, что после обеда окажусь у Кирилла снова, — положу назад. Вряд ли Кирилл заметит.
* * *
Я приехала в офис, и мне тут же позвонил Руслан — как будто почувствовал, что вчера я довольно много думала о нем.
— Ну что, красавица, нашел я ответ на твою загадку, — сообщил он, но для меня это уже не было новостью:
— Поздно, Русланчик, я уже сама ее разгадала.
— Тогда сопоставим ответы? У меня вышла девочка.
— У меня тоже.
— Что думаешь делать?
— А ничего. Я знаю, откуда ноги растут, но пока ничего не могу предпринять, буду думать. Скажи мне вот что лучше… тебя в последнее время никто не спрашивал обо мне? — поинтересовалась я.
— Ты ведь знаешь, что я не обсуждаю личную жизнь с посторонними. К чему такой вопрос?
— Да так… Спасибо тебе за помощь, Руслан.
— О чем речь? Обращайся, если нужно.
Я положила трубку и задумалась. Никто не спрашивал Руслана обо мне… Почему-то мне все чаще стало казаться, что мой дядя знает Мельникова куда лучше, чем хотел показать мне. И знает не только в связи с давней семейной историей, а как-то иначе. Возможно, их связывают дела — но какие? Попробовать проверить фирму Кирилла на предмет связей с кипрским банком? А это мысль…
Я позвонила Саркису и кратко обрисовала интересующую меня тему. Он обещал дать ответ к вечеру, и я успокоилась. Теперь диск…
Я заперла кабинет изнутри, вставила диск в дисковод компьютера и, убрав на всякий случай звук, приготовилась смотреть. Это оказалась запись камеры наружного наблюдения, и я долго не могла понять, что же именно там изображено, пока не увидела топчущегося возле заброшенного кафе на углу мужчину. О, а вот и я — тороплюсь в сторону Большой Татарской. Ну, так и есть — это же момент нападения на меня! Раз-раз — я лежу на асфальте, мужик бежит по Климентовскому в сторону метро… А вот и Мельников. Да он же буквально столкнулся с нападавшим — во всяком случае, так должно было быть, если судить по времени. Значит, он не мог его не видеть. Дальше уже неинтересно — Кирилл поднимает меня, мы разговариваем, вот я ухожу из поля зрения камеры. Но мужик-то ждал, ждал, как я и говорила! Он топтался у кафе довольно долго…
Я отмотала назад и увидела, как он достал из кармана телефон и пару секунд говорил по нему. И буквально через несколько минут появилась я. Его предупредили, что я иду, кто-то позвонил и сказал. Кто? Почему Мельников вчера ни словом не обмолвился о том, что забрал диск или затребовал его копию? Не было времени? Не пришлось к слову? Как так? Ведь это, кстати, была его идея — затребовать записи, так почему же промолчал? Странно это все…
В обед я встретилась с Кириллом в итальянском ресторане на Третьяковке, но, к моему ужасу, оказалось, что после обеда у него назначена встреча с кем-то из клиентов, и попасть к нему в квартиру мне не удастся, потому что первое, что я сделала, войдя в ресторан, это отдала ключи. Вот идиотка… Что же делать с диском? Я мучилась весь обед, пока Кирилл, извинившись, не ушел в туалет, находившийся на первом этаже. Когда он спустился по лестнице, я мгновенно вынула диск из сумки и сунула в его портфель — ну, ведь он и сам мог его туда положить и забыть. Если что — буду делать большие глаза и его еще обвиню в том, что скрыл от меня такую важную вещь, как запись нападения.
— Тебя отвезти? — спросил Кирилл, вернувшись, но я отказалась:
— Пройдусь. Хотела еще за фруктами зайти.
— Ну, тогда идем? Мне через тридцать минут нужно быть на Чистых.
Он расплатился, помог мне накинуть пиджак и взял за руку, чтобы я не оступилась на довольно крутой лестнице.
Сегодня, кажется, был первый теплый день, светило солнце, а завтра — уже первое мая, праздники.
— Ты никуда на майские не собиралась? — спросил Кирилл, когда мы оказались у его машины.
— Собиралась, — мгновенно соврала я, сообразив, что лучше выдержать паузу и не видеться с ним хотя бы несколько дней. — Мы с Анькой за город едем, в профилакторий.
— Счастливая, — вздохнул Мельников, — а я на Кипр опять лечу.
— На Кипр летишь — и завидуешь мне, что в Подмосковье буду торчать?
— Я работать еду, к сожалению, а то бы отбил тебя у Вяземской.
— Я в этот профилакторий год собиралась, — соврала я, — там, говорят, совершенно чудесная косметология — хоть немного расслаблюсь и приведу себя в порядок.
— Тогда увидимся после праздников? — Кирилл, не смущаясь идущих по тротуару людей, притянул меня к себе и поцеловал.
— Увидимся. Счастливо тебе поработать.
Он сел в машину и уехал, а я еще долго стояла на тротуаре, глядя вслед и пытаясь понять, соврал он мне или нет.
* * *
Майские праздники мы безвылазно провели с Аннушкой в «Снежинке». Спали, ели, плавали в бассейне и посетили салон красоты, где я внезапно стала блондинкой, поддавшись какому-то необъяснимому порыву. Аннушка, увидев меня, первые пять минут молчала, хлопая ресницами, а потом изрекла:
— Ну, ты даешь, Варька! Тебе очень идет, почему ты раньше так не красилась?
Я тоже с удовольствием разглядывала себя в зеркале и понимала, что мое лицо относится к тому типу, который совсем не портит белый цвет. Я не выглядела глупой блондинкой, как это ни странно.
— У вас глаза очень выразительные, тут неважно, какого цвета волосы, — сказала девушка-парикмахер, стоя у меня за спиной. — И потом, это же не пергидрольный блонд, а очень мягкий сливочный. Вам хорошо.
