Джейн не рассказала Мадлен, что, пытаясь как-то устроить свою жизнь, она с младенчества Зигги снимала квартиры на полгода по всему Сиднею. Она не сказала ей, что все это время она, может статься, ходила кругами вокруг побережья Пирриви.
И она не сказала Мадлен о том, что, выйдя из агентства недвижимости после подписания договора, она впервые обратила внимание на живущих на полуострове людей с их золотистой кожей и выгоревшими на солнце волосами. И еще подумала о своих бледных ногах под джинсами, а потом представила себе, как будут нервничать ее родители, проезжая по этой извилистой дороге, и как побелеют костяшки пальцев отца на руле, несмотря на то что они, не жалуясь, сделают это. И сразу же к Джейн пришло убеждение, что она совершила достойную порицания ошибку. Но было уже слишком поздно.
– И вот я здесь, – запинаясь, закончила она.
– Тебе здесь понравится, – с энтузиазмом заметила Мадлен. Поморщившись, она поправила лед на лодыжке. – Ох! Ты занимаешься сёрфингом? А твой муж? Или партнер, следовало сказать. Или парень? Подруга? Я приемлю любые варианты.
– Мужа нет, – ответила Джейн. – И партнера. Только я сама. Я мать-одиночка.
– Неужели? – произнесла Мадлен таким тоном, словно Джейн объявила о чем-то дерзком и чудесном.
– Да. – Джейн глупо улыбнулась.
– Знаешь, люди обычно предпочитают забыть о таком, но я тоже была матерью-одиночкой. – Мадлен вздернула подбородок, словно обращалась к толпе не согласных с ней людей. – Мой бывший муж бросил меня, когда моя старшая дочь была крошкой. Абигейл. Сейчас ей четырнадцать. Я была тогда совсем молодой, как ты. Двадцать шесть. Хотя мне казалось, что у меня все позади. Было трудно. Трудно быть матерью-одиночкой.
– Но у меня есть мама и…
– Ну конечно, конечно. Я не говорю, что у меня не было поддержки. Мне тоже помогали родители. Но, боже правый, иногда выдавались ночи, когда Абигейл болела, или заболевала я, или хуже того – когда мы обе болели, и… – Замолчав, Мадлен пожала плечами. – Мой бывший теперь женат на другой. У них девочка того же возраста, что и Хлоя, и Натана выбрали «отцом года». Мужчины часто меняются, когда им предоставляется второй шанс. Абигейл считает отца замечательным. Только одна я затаила на него обиду. Говорят, лучше забывать обиды. Ну не знаю… Я лелею свою, как любимую зверушку.
– Я тоже не готова все прощать, – заметила Джейн.
Улыбнувшись, Мадлен ткнула в ее сторону чайной ложкой:
– Это хорошо. Никогда не прощай. Никогда не забывай. Таков мой девиз. – (Джейн не могла понять, насколько серьезно это сказано.) – Ну а папа Зигги? – продолжала Мадлен. – Он, вообще-то, показывается?
Джейн и глазом не моргнула. За пять лет она преуспела в этом. Она словно оцепенела.
– Нет. Фактически мы не были вместе. – Джейн идеально вела свою роль. – Я не знала даже, как его зовут. Это было… – Молчание. Пауза. Взгляд в сторону, словно от смущения. – Всего один раз.
– Ты хочешь сказать, одна ночь? – моментально и с симпатией спросила Мадлен.
От удивления Джейн чуть не рассмеялась. Обычно на лицах людей, в особенности возраста Мадлен, появлялось сдержанно-неприязненное выражение, как бы говорящее: я все понимаю, но теперь вы становитесь для меня человеком другого сорта. Джейн никогда не обижалась на их неприязнь, которая вызывала у нее ответную неприязнь. Ей лишь хотелось, чтобы эта тема была раз и навсегда закрыта, и в основном так оно и случалось. Зигги сам по себе. Папы нет. И оставьте меня в покое.
– Почему бы тебе не говорить, что ты рассталась с его отцом? – спрашивала, бывало, ее мать.
– Мама, вранье все усложняет, – отвечала Джейн. У матери было мало опыта по части лжи. – А так разговор окончен.
– Помню я эти ночи любви, – с тоской произнесла Мадлен. – То, что я вытворяла в девяностые. Господи помилуй! Надеюсь, Хлоя никогда не узнает. О горе мне! У тебя кайфово было?
Джейн не сразу поняла вопрос. Мадлен спрашивала, кайфовая ли была ее единственная ночь.
На миг Джейн перенеслась в стеклянную кабину лифта, бесшумно скользящую внутри здания отеля. У него в руке бутылка шампанского. Другой рукой, лежащей на ее пояснице, он прижимает ее к себе. Они оба громко хохочут. В углах его глаз глубокие морщинки. Она слабеет от смеха и желания. Дорогие ароматы.
Джейн откашлялась:
– Пожалуй, да – кайфово.
– Извини, – произнесла Мадлен. – Я позволила себе лишнее. Это потому, что я вспомнила свою бесшабашную юность. Или потому, что ты такая молодая, а я такая старая и корчу из себя крутую. Сколько тебе лет? Ничего, что я спросила?
– Двадцать четыре, – ответила Джейн.
– Двадцать четыре, – выдохнула Мадлен. – А мне сегодня сорок. Я уже тебе говорила, верно? Наверное, ты думаешь, тебе никогда не будет сорока, а?
– Ну, надеюсь, что доживу до сорока, – сказала Джейн.
Она и раньше замечала, что женщины средних лет одержимы темой возраста, то высмеивая этот предмет, то сокрушаясь о нем, они постоянно возвращались к этой теме, словно процесс старения – мудреная головоломка, ждущая разгадки. И почему это так сильно озадачивает их? У приятельниц матери Джейн, казалось, не было другой темы для разговора, по крайней мере когда они общались с Джейн. «Ах, Джейн, ты такая молодая и красивая, Джейн!» Однако это было неправдой. По их мысли, одно автоматически вытекает из другого: если ты молода, значит красива. «О, ты такая молодая, Джейн, и поможешь мне разобраться с телефоном / компьютером / камерой». На самом деле многие из маминых друзей лучше Джейн разбирались в технике. «О, ты такая молодая, Джейн, и у тебя столько энергии!» А на самом деле она так устала, так сильно устала.
– Послушай, а на что же вы живете? – обеспокоенно спросила Мадлен и выпрямилась на стуле, словно эта проблема требовала ее немедленного разрешения. – Ты работаешь?
Джейн кивнула:
– Да, я работаю внештатным бухгалтером. У меня сейчас хорошая клиентура, масса мелких предприятий. Я шустрая и быстро проворачиваю дела. Этого хватает на ренту.
– Умница, – похвалила ее Мадлен. – Когда Абигейл была маленькая, я тоже обеспечивала себя сама. По большей части. Время от времени Натан присылал мне чек. Было трудно, но радовало то, что можно послать его подальше. Ты ведь понимаешь, о чем я?
– Конечно, – ответила Джейн.
Жизнь Джейн в роли матери-одиночки не позволяла ей послать кого-нибудь подальше. Или, по крайней мере, не в том смысле, который подразумевала Мадлен.
– Ты наверняка будешь одной из самых юных мам в подготовительном классе, – задумчиво произнесла Мадлен. Отхлебнув кофе, она язвительно усмехнулась. – Ты даже моложе восхитительной новой жены моего бывшего мужа. Обещай, что не станешь с ней дружить, ладно? Я первая тебя нашла.
– Уверена, что даже не встречусь с ней, – сказала Джейн со смущением.
– Встретишься, – с ухмылкой откликнулась Мадлен. – Ее дочь пойдет в школу одновременно с Хлоей. Представляешь? – (Джейн не могла себе этого представить.) – Все мамочки будут пить кофе, а жена моего бывшего будет сидеть напротив, прихлебывая травяной чай. Не волнуйся, потасовки не будет. К несчастью, все такие скучные, приветливые и жутко взрослые. Бонни даже чмокает меня при встрече. Она занимается йогой, чакрами и всей этой фигней. Знаешь, а ведь полагается ненавидеть злобную мачеху. Моя дочь обожает ее. Бонни, видишь ли, такая спокойная. Полная противоположность мне. Она разговаривает таким приятным… тихим… мелодичным голосом, от которого хочется двинуть кулаком по стене.
