— Хорошо проводишь время, дорогая? Замечательно! Но какая же ты все-таки гадкая — удрала из дома в такую рань и даже ничего не сказала! И сама поехала на вокзал! Не знаю… Надеюсь, Микки встретил тебя на станции? Ну и хорошо. Может, дашь ему на минутку трубку, радость моя?.. Просто хочу узнать, как там у вас дела, во сколько вас обоих ждать завтра. Мы с Дол решили устроить для вас с Микки классную вечеринку! Так ты обещаешь, что Микки тоже приедет, да? Стар? Стар ?!
Сообразив, что Стар бросила трубку, Мэриголд помрачнела и принялась пить рюмку за рюмкой. У меня не было сил бороться с ней, и, вспомнив, что она купила мне новый набор фломастеров и толстенный альбом, я решила порисовать. Сначала я нарисовала себя: в черной бархатной ведьмовской юбке я стояла, окруженная серебряным сиянием, защищавшим меня и придававшим мне особую магическую силу. Потом я снова нарисовала себя — как я иду по дорожке и походя пробую свои колдовские чары на каждом встречном и поперечном, точнее, на тех, кто особенно действовал мне на нервы. После этого я заново нарисовала мисс Хилл — воображение у меня разгулялось вовсю, и поэтому покрывавшие ее татуировки получились даже лучше, чем в первый раз. Потихоньку мое творение стало смахивать на карикатуру. Определенно стоит показать его в понедельник Оливеру, решила я. Может, даже пририсовать еще такие пузырики, как это делают на настоящих карикатурах, когда хотят изобразить речь, сказать Оливеру, что там написать, а он уже сделает это за меня?
Мысли об Оливере заставили меня переключиться, я подобрела — черная магия превратилась в белую, и поэтому на рисунке Оливер вышел куда выше и крепче, чем в жизни. Глаза ему я сделала вроде лучей лазера, так что они запросто пронизывали толстые линзы очков, выжигая все вокруг, словно огнеметы. Подумав немного, я нарисовала ему клевую стрижку, безжалостно обкорнав торчавшие во все стороны непокорные вихры. Получился аккуратный ежик, совершенно преобразивший его лицо.
Потом я нарисовала Стар и тоже придумала ей новую прическу. Невообразимо короткая стрижка «боб» сделала ее неузнаваемой: шея вдруг вытянулась, как у жирафа и стала казаться жутко тощей, а лицо — слишком открытым. По всей коже Стар я разбросала веснушки, а саму ее изобразила толстой и оплывшей, так что вся одежда вдруг разом стала ей мала и ее телеса стали вываливаться из нее, будто тесто из квашни. Она семенила вразвалочку, отчаянно стараясь догнать тощего, как палка, Микки. А он, увидев такое страшилище вместо родной дочери, в ужасе удирал от нее со всех ног. С удовольствием оглядев свое творение, я пририсовала еще слезы и сопли, вперемешку текущие по лицу Стар. И тут ее лицо внезапно показалось мне до ужаса живым — таким живым, что я даже перепугалась. Дрожащими пальцами я выдрала из альбома листок с рисунком и порвала его на мелкие клочки.
Потом я попыталась нарисовать Стар снова, но поняла, что не ручаюсь за себя. Поэтому я переключилась на Мэриголд и тут же почувствовала, что слишком устала, что у меня просто нет сил изображать до мельчайших подробностей все ее татуировки. А без них она выглядела странно, голой — так выглядят иные люди, если застукать их в нижнем белье.
На следующее утро Мэриголд проснулась даже раньше меня. Разбудил меня поднос с горячим завтраком, который она принесла мне в постель. Уставившись на него, я изумленно захлопала глазами. А потом молча воззрилась на Мэриголд. Она стянула волосы на затылке старым шифоновым шарфиком и влезла в такую же старую блузку и заношенные штаны.
— Вставай, соня, кушать подано, — проговорила она. — Нужно позавтракать поплотнее, потому что сегодня нам с тобой предстоит изрядно потрудиться.
— Потрудиться?
— Ну конечно, радость моя Долли. А как, по-твоему, для чего мы с тобой вчера купили все эти банки с красками — просто так, что ли? Сделаем из вашей спальни конфетку. Знаешь, по-моему, Стар давно раздражают все эти звезды, рыбки и прочая ерунда — она считает, что все это как-то по-детски. Вот мы и сделаем ей сюрприз — все перекрасим, и получится миленькая спальня, в точности как у всех нормальных людей.
— Но мне-то нравятся звезды, — в волнении заерзав на постели, заявила я. — И дельфины тоже!
Стакан с апельсиновым соком тут же опрокинулся, и простыни украсились огромным оранжевым пятном.
— Неряха! — фыркнула Мэриголд, но по ее голосу было понятно, что она ничуть не рассердилась. — Ладно, не важно, все равно их давным-давно пора стирать. — И она ринулась отскребать от стен старую краску.
— Ну, пожалуйста, Мэриголд, пусть остается, как есть. Ведь это же и моя спальня тоже.
— Дорогая, не расстраивайся! Увидишь, так будет в сто раз красивее. И Стар понравится, я уверена. Комната будет вся голубая — такого нежного голубого цвета — с красивой белой кромкой. Представляю, какой это будет для нее сюрприз! Нужно постараться, чтоб закончить к ее приезду.
— А что, если… — Я не договорила. Просто не смогла.
Вместо этого я одну за другой сунула в рот две полные ложки хлопьев и судорожно принялась их жевать. Хлопья отчаянно сопротивлялись, словно поклялись костьми лечь, но не дать пропихнуть себя в горло. Подержав их сначала за одной щекой, потом за другой, я наконец сдалась и аккуратно выплюнула их в тарелку.
Весь день я помогала Мэриголд, как могла: отскребала от стен старую краску, потом вместе с ней двигала мебель, аккуратно завешивала ее старыми простынями и газетами и красила стены. Сначала я испугалась, подумав, что Мэриголд наверняка бросится в глаза, что многие вещи Стар исчезли, но она, похоже, ничего не заметила, и я постепенно успокоилась. Впрочем, Стар взяла не так уж много вещей, только любимые старые джинсы, туфельки на каблуках, спортивный костюм, лучшую из своих юбок, несколько топов, пиджак, пару книг, щетку для волос, маникюрный набор и нового плюшевого мишку. Может, она так и не решилась уехать навсегда, с надеждой подумала я, и вечером вернется?
Но она не вернулась. Едва покончив со стенами, Мэриголд как сумасшедшая принялась готовить к ее приезду стол. Раскладывая на тарелках разные вкусности и стараясь, чтобы все выглядело как можно аппетитнее, она что-то невнятно мурлыкала под нос. Включив погромче свой любимый «Эмералд Сити», Мэриголд танцевала под музыку, как была — в той же старой блузке и испачканных краской штанах. Выглядела она кошмарно. И вдруг она заметила, что я украдкой поглядываю на нее.
— Что такое? Ладно, ладно, поняла. Сейчас сбегаю переоденусь. Они уже, наверное, скоро. — Мэриголд нахмурилась. — Почему ты так странно смотришь на меня, Дол? — Она. окинула себя встревоженным взглядом. — Что, я так ужасно выгляжу, да? Как старая кляча?
— Конечно нет. Ты молодая. И хорошенькая.
— Да нет, выгляжу я ужасно, ты ведь это имела в виду? — всполошилась Мэриголд, стянув джинсы и обеспокоенно разглядывая свои длинные, стройные ноги. Вверх по ним, распростерши уродливые крылья, летела стайка летучих мышей. Самая крупная из них была величиной с ноготь на моем большом пальце, а самую крохотную легко было принять просто за обычную родинку на теле. — Когда я ждала тебя, у меня по всему телу пошли какие-то ужасные пятна. Я ужасно разжирела, и меня все время тошнило — не то что со Стар. Нет, ты только посмотри на эти отметины !— Она принялась ожесточенно царапать себя длинными ногтями. — Может, сделать поверх них татуировку? Боюсь, только тогда Стар ужасно расстроится.
