Дети спят в соответствии с культурными традициями своей страны до тех пор, пока не сталкиваются с глобализацией. В качестве примера Минделл привела историю одной мамы, которая выросла в Англии, училась в США, а работать переехала в Гонконг. Во всех этих местах практиковался западный подход к детскому сну, то есть ребенка с самого рождения укладывали спать в отдельную комнату. В Гонконге эта женщина наняла няню, чтобы та следила за тремя детьми, пока она на работе. Няня была родом из китайской деревушки и выполняла все обязанности так, будто воспитывала собственных детей. Когда наступало время тихого часа, она не оставляла детей в их дорогих кроватках, а брала на руки и клала рядом с собой на большой кровати. В течение недели они успешно практиковали совместный сон. Однако когда в выходные дни пациентка Минделл осталась с детьми наедине, она вновь попыталась уложить их в кроватки. Это оказалось кошмаром. Что бы она ни делала, малыши не переставали рыдать. Тогда она попросила няню укладывать их в собственные кроватки, но няня отказалась. Она уверяла, что детям ее подход нравится больше.
Может показаться, смысл всей истории в том, что совместный сон больше подходил этой семье. Но Минделл уверяет: дело вовсе не в этом. Просто дети оказались вдруг между Западом и Востоком, в один день они спали рядом с кем-то, а в другой — отдельно. Здесь главная проблема не в столкновении двух педиатрических методов, а в непоследовательности. «Дети расслабляются при помощи череды вечерних ритуалов, они тогда понимают, что будет дальше». Что касается ее гонконгской пациентки, любой из подходов мог бы быть успешным, если бы его строго придерживались.
Когда дело касается детского сна, заведенный порядок гораздо важнее, чем выбор родителей в пользу совместного или раздельного засыпания. Если каждый вечер разыгрывается один и тот же сценарий укладывания в постель, то процесс засыпания ребенка все меньше походит на битву. В одном трехнедельном исследовании Минделл изучала, как вечерний режим влияет на четыре сотни матерей и их детей (от новорожденных до дошкольников). В течение первой недели мамы ничего не меняли и укладывали детей так, как привыкли. После этого половине из них предложили следовать определенному плану. Каждой маме посоветовали выбрать точное время, когда она будет класть ребенка в его кроватку или родительскую постель. За полчаса до отбоя она должна была искупать ребенка в ванной, затем сделать легкий массаж или нанести на его тело лосьон. После этого нужно было сделать что-то успокаивающее — например, обнять малыша, покачать его или спеть колыбельную. Через полчаса после купания ребенок должен был лежать на своем спальном месте при выключенном свете. Мамы следовали этим инструкциям в течение двух недель, а потом рассказали об изменениях. Они все отметили, что из-за такого распорядка ночи стали спокойнее. Дети быстрее засыпали, меньше просыпались ночью и в целом дольше спали. Просыпались же они в хорошем настроении. Родители также стали спать крепче, и в результате мамы лучше справлялись со своими ежедневными обязанностями.
Исследование Минделл показывает, что защитники как «метода угасания», так и естественного родительства правы только частично. Если главный залог хорошего сна — последовательность, то уже неважно, что двухлетняя Абигейл спит в постели своих родителей. Похоже, другие профессионалы стали более гибкими в вопросах детского сна. Фербер, идеолог «метода угасания», пересмотрел свои взгляды на совместный сон в обновленном издании его бестселлера, вышедшем в 2006 году. Теперь он писал, что родителям, возможно, проще спать с детьми. И этот вариант допустим, если они соблюдают основные правила безопасности, чтобы случайно не нанести вред своему ребенку.
В конце концов, когда перед детьми встает выбор, почти все они выбирают отдельную постель. Без всякой подсказки Абигейл стала называть кровать в своей комнате «кроватью большой девочки». Ее родители полагают, что скоро она переберется туда из родительской спальни. Но разобраться с детским противоречивым отношением ко сну — это только часть дела. Вскоре мозг Абигейл будет достаточно развит, чтобы испытать действительно странный аспект сна. Как вы уже, наверное, поняли, скоро она увидит свое первое сновидение.
5. Куда приводят сны
* * *
Прошлой ночью Элис ела лазанью со своим покойным отцом, и это было печально, потому что папе не нравилось блюдо. Все это она рассказывает, сидя на металлическом складном стуле в маленькой комнатке в центре Манхэттена. Там, за окнами, улицы забиты туристами, которые снуют в поисках елки в Рокфеллеровском центре. А мы вчетвером сидим внутри вокруг искусственного папоротника в ярко-синем горшке. Мы пришли в воскресенье в этот центр психологической поддержки, чтобы два часа обсуждать свои сны. Первой берет слово Элис. Она покашливает и приступает к рассказу о том, как ее отец, погибший двадцать лет назад, на прошлой неделе несколько раз приходил к ней во сне и критиковал ее угощения.
— И как вы себя чувствовали? — спросила женщина справа от меня, которая вела нашу группу.
— Отвратительно. Я ведь так готовилась, — ответила Элис.
— Как вам кажется, что означает ваш сон? — спросила ведущая.
— Думаю, таким образом я говорю себе, что не оправдываю свои ожидания, — ответила Элис.
Вся группа одобрительно закивала, а Элис продолжила вдаваться в детали своего сна. Тем временем я все сильнее нервничал и повторял про себя приготовленный рассказ, как актер, просматривающий свои реплики за несколько минут до представления. Я заготовил пару недавних снов, которые хорошо помнил. Первый мог бы послужить сюжетом необычного боевика. В нем я грабил банк с тремя школьными приятелями, а потом ел печенье в аэропорту Флориды, пока мы ожидали свой вылет. Я решил начать с него, потому что он был увлекательнее второго, где я купил бело-зеленого щенка кокер-спаниеля и назвал его Sprite.
Я не боялся рассказать свой сон группе незнакомцев. Но меня пугало, что эти милые люди, похоже, были уверены: в каждом сне есть скрытое значение, в чем я лично сомневался. Посреди ночи мозг посылает самому себе зашифрованные послания, раскрывающие тайны подсознания, — все это похоже на сюжетный ход посредственной мыльной оперы. И хотя нет никаких доказательств, что мое мнение верно, научные исследования его отчасти подтверждают. Однажды ученые ввели подопытным раствор, из-за которого стала видна циркуляция крови, и обнаружили, что в фазе быстрого сна (БДГ-фазе) наиболее активны центры эмоциональной памяти. На этой стадии мы видим сны, в которых нет логической связи, но зато много моментов из прошлого.
Тем не менее участники собравшейся группы с этим бы не согласились. Они пришли обсудить свои сны, потому что думают, что в их приключениях в царстве грез есть нечто важное, даже судьбоносное. Для них рассматривать сон только как некие мозговые процессы — значит не улавливать самой сути. Это все равно что оценивать Мону Лизу только по водородному показателю краски. Элис не волнует, какая часть ее мозга отвечает за то, что она может вновь встретиться со своим отцом. Ей важны эмоции, которые она испытала во время сна, — они настолько сильные, что даже спустя несколько дней не дают ей покоя. Они, несомненно, много для нее значат.
