«Лет ему было около двадцати семи, светло-русые волосы, славное лицо с мягкими, будто смазанными чертами, ни усов, ни бороды, испуганные голубые глаза, слабый детский рот; судя по костюму и манерам – джентльмен, из кармана летнего пальто торчит пачка документов, подсказавших Холмсу его профессию».
(А теперь представим себе, что точно такому же процессу подвергается предмет, место и так далее. Возьмем что-нибудь простое, например яблоко. Опишите его: как оно выглядит? Где находится? Делает ли оно что-нибудь? Действием может считаться даже пребывание в вазе.)
Покончив с классификацией объекта, мы даем ему характеристику. Теперь, когда нам известно, чем занимается данный человек и как выглядит, надо понять, что это может означать. Есть ли какие-нибудь основополагающие черты или характеристики, которые обусловили мое первоначальное впечатление или наблюдения? Именно так действует Ватсон, говоря Холмсу: «Ведь для суда важно, какое впечатление производит человек, правда?» Он принял во внимание прежние наблюдения, какую бы нагрузку они ни несли – славный, слабый, по манерам джентльмен, судя по бумагам в кармане – адвокат, – и решил, что, вместе взятые, они подразумевают благонадежность. Цельный, прямой характер, в котором не усомнится ни один судья. (Думаете, яблоко невозможно охарактеризовать? А например, сделать вывод о его пользе для здоровья как о внутренне присущем свойстве, поскольку яблоко – фрукт, а фрукты, в соответствии с вашими ранее сделанными наблюдениями, имеют значительную пищевую ценность?)
И наконец, мы корректируем сделанный вывод: есть ли в нем что-нибудь, что могло вызвать действия, не соответствующие моей первоначальной оценке (на этапе характеристики)? Надо ли мне скорректировать свои первоначальные впечатления в ту или иную сторону, усилить некоторые элементы и отбросить другие? Звучит довольно просто: берем вывод Ватсона о благонадежности или ваш вывод о пользе для здоровья и смотрим, не нуждаются ли они в дополнительной проверке.
Но тут возникает серьезная проблема: если две первые части процесса выполняются почти автоматически, к последней это относится в наименьшей степени, а иногда и не относится вообще. В деле Джона Макфарлейна не Ватсон корректирует собственное впечатление. Он принимает его за чистую монету и уже готов действовать дальше. Вместо этого неизменно вовлеченный в процесс Холмс указывает, что на впечатления «полагаться опасно». Макфарлейн и может, и не может рассчитывать, что его внешность смягчит любой суд. Все зависит от суда и от других обстоятельств дела. Сама по себе внешность может быть обманчивой. Действительно, можно ли судить о благонадежности Макфарлейна, просто взглянув на него? И вернемся к яблоку: действительно ли можно узнать, что оно полезно для здоровья, осмотрев его снаружи? А если это конкретное яблоко не только не выращено экологически чистыми методами, но и привезено из сада, о котором известно, что в нем применяются запрещенные пестициды, вдобавок яблоко никто не удосужился бережно хранить и как следует вымыть? Внешность может быть обманчивой даже в этом случае. Поскольку в голове у вас уже сложился образ яблока, вы наверняка сочтете излишними дальнейшие рассуждения, зря отнимающие время.
Почему же мы так часто терпим фиаско на заключительной стадии восприятия? Ответом служит предмет нашего обсуждения: вовлеченность.
Восприятие бывает двух видов, пассивное и активное, но скорее всего, вы ошибаетесь, определяя, где какое. В данном случае система Ватсона активна, система Холмса пассивна. В состоянии пассивного восприятия мы просто наблюдаем. Я имею в виду, что мы больше ничем не занимаемся. Иными словами, мы отключаем многозадачность. Холмс как пассивный наблюдатель всецело сосредоточивается на объекте наблюдений, в данном случае – на Джоне Гекторе Макфарлейне. Он слушает, по своей привычке закрыв глаза и соединив ладони. Определение «пассивный» способно ввести в заблуждение, ведь в таком сосредоточенном восприятии нет никакой пассивности. Пассивным является отношение Холмса к остальному миру. Сыщик не отвлекается ни на какие другие задачи. В роли пассивных наблюдателей мы не делаем больше ничего, мы сосредоточены исключительно на наблюдениях. Пожалуй, лучше было бы назвать это состояние вовлеченной пассивностью – воплощением вовлеченности и при этом сосредоточенности только на одном предмете – или человеке, смотря по обстоятельствам.
Но чаще всего мы лишены преимущества простого наблюдения (и даже когда оно предоставлено нам, мы редко им пользуемся). Находясь в обществе, как это бывает в большинстве случаев, мы не можем просто абстрагироваться и наблюдать. Вместо этого мы фактически пребываем в состоянии многозадачности, пытаемся лавировать в запутанных ситуациях социального взаимодействия и в то же время делать атрибутивные суждения, будь то о людях, предметах или обстановке. Активное восприятие не подразумевает активности как присутствия в настоящем и вовлеченности. Активное восприятие означает, что человек в процессе восприятия в буквальном смысле слова активен: он одновременно справляется с множеством действий. Активное восприятие – это система Ватсона, пытающаяся охватить все разом, всюду успеть и ничего не упустить. Это Ватсон, который не только разглядывает посетителя, но и беспокоится о резком звонке, о газете, о времени обеда, о чувствах Холмса, и все это одновременно. Пожалуй, такую деятельность лучше было бы назвать «невовлеченной»: в этом состоянии мы лишь выглядим активными и продуктивными, но в действительности ничего не делаем как следует, только разбрасываемся и без того скудными ресурсами внимания.
Что отличает Холмса от Ватсона, пассивного наблюдателя от активного, вовлеченную пассивность от невовлеченной активности? Ключевое слово, которым я пользуюсь в обоих случаях: вовлеченность. Поток. Мотивация. Заинтересованность. Назовите как хотите, но именно это побуждает Холмса сосредоточиться исключительно на посетителе, завладевает им и не позволяет мыслям начать блуждать, уклонившись от предмета наблюдения.
В ряде классических исследователей группа ученых из Гарварда поставила перед собой цель продемонстрировать, что при активном восприятии люди классифицируют и характеризуют воспринятое на почти подсознательном уровне, машинально и почти не задумываясь, а потом им не удается воспользоваться последним этапом коррекции (даже если у них есть вся необходимая для этого информация), в итоге у них остается впечатление, составленное без учета всех элементов взаимодействия. Подобно Ватсону, они помнят только, что суду понравилась бы внешность конкретного человека, и, в отличие от Холмса, не принимают во внимание факторы, доказывающие, что внешность обманчива, а также обстоятельства, при которых суд не обратит внимания даже на самую благонадежную внешность, ибо она лишь вводит в заблуждение (в то время как дополнительные свидетельства оказываются настолько весомы, что любые отсылки к субъективным аспектам выглядят неуместными).
В первом исследовании ученые проверяли, способны ли «когнитивно занятые» люди (или же многозадачные, как все мы, когда нам приходится манипулировать многочисленными элементами ситуации) скорректировать первоначальное впечатление, внести в него необходимые поправки. Группе участников эксперимента было предложено посмотреть семь видеороликов, в которых женщина беседует с незнакомцем. Видеоролики не были озвучены, якобы во избежание вмешательства в частную жизнь показанных в них людей, зато были снабжены субтитрами, на основании которых участники эксперимента могли сделать вывод о теме беседы. В пяти из семи видеороликов женщина выглядела встревоженно, в двух остальных сохраняла спокойствие.
