– То есть ревность со стороны любовника Светланы у нас
не проходит? – уточнил Юра.
– Пока нет.
– А со стороны женщин Параскевича?
– Тут есть о чем поговорить. Некая Людмила Исиченко,
особа экзальтированная и, похоже, с быстро отъезжающей в дальние края крышей,
утверждает, что Леонид Параскевич был предназначен ей свыше и должен
принадлежать ей безраздельно. Пыталась воздействовать на Светлану, даже ножом
на нее замахивалась, в результате чего Светлана получила нервный срыв и два
месяца довольно тяжелого лечения в клинике. Это все было, я узнавала.
Параскевич пришел домой, обнаружил жену на полу в глубоком обмороке, вызвал
«Скорую», врачи привели ее в сознание и увезли в клинику нервных болезней.
Ольшанский изъял в архиве клиники карту Светланы, все подтверждается. Исиченко
преследовала Леонида, прохода ему не давала, и он сказал ей, что они смогут
быть вместе только через год. Иными словами, должен пройти ровно год, в течение
которого они не должны ни разговаривать по телефону, ни встречаться, только так
они, дескать, смогут искупить свой грех.
– Какой грех-то? – не понял Коротков. – Он
что, грешил с ней, изменял Светлане?
– Ну откуда же мне знать. Исиченко говорит, что нет, да
и Светлана склонна думать, что этого не было, но точно знать мы не можем. Под
грехом в данном случае подразумевалось их поведение, приведшее к тяжелой болезни
Светланы. Исиченко приняла аргументы романиста и целый год сидела тихонечко,
ждала заветного часа, когда сольется в экстазе со своим любимым. Ну вот,
Юрочка, год и прошел.
– Чего – вот? А дальше?
– А ты догадайся, – усмехнулась Настя.
Коротков минутку помолчал, потом поднял на Настю растерянный
взгляд.
– Не может быть, – сказал он почти шепотом. –
Ты меня разыгрываешь.
– Ни в одном глазу, – заверила она Юру. – И,
судя по полубредовым высказываниям Исиченко, она имеет к убийству Параскевича
самое непосредственное отношение. За ней, конечно, постоянно наблюдают, но она
никуда скрываться не собирается и ничего подозрительного не делает. Костя весь
в раздумьях.
– А чего думать? Он ее допрашивал?
– В том-то и дело, что нет. Что толку ее допрашивать,
если она больная? Ее показания юридической силы не имеют. А вот информацию,
которую можно использовать в оперативных целях, из нее вполне допустимо
вытягивать. И то еще вопрос, не найдется ли идейный борец за права человека,
который сочтет, что неэтично и безнравственно пользоваться информацией,
выболтанной психически нездоровым человеком. Ох, Юрка, до чего я не люблю,
когда психи попадаются. С ними – как на пороховой бочке: или они сами
что-нибудь выкинут, или потом адвокаты тебя с какашками съедают. Но наша Исиченко,
похоже, знает, кто убил Параскевича. Или думает, что знает.
– Ася, а может, она не очень сумасшедшая? – с
надеждой спросил Коротков. – Может быть, с ней все-таки можно как-то
договориться?
– Юрочка, милый, ну что ты говоришь! Ей Параскевич
после смерти является. О каком психическом здоровье тут можно рассуждать?
– Да, верно, – покачал он головой. – Если
является, тогда, конечно, кранты. На ее слова полагаться никак нельзя.
– Зато, Юрасик, у нашей Исиченко есть совершенно
замечательные родственники, а еще у нее есть коллекция антиквариата и живописи.
Она у нас богатая наследница, к тому же сама бездетная. Чуешь?
– Чую! – обрадованно вскочил Коротков. –
Даришь?
– А то. Беги скорей, садись за стол и работай, чтобы в
половине первого у нас было что предъявить Колобку.
До половины первого оставалось еще пятьдесят минут. Настя
надеялась, что этого времени хватит на подготовку отчета, за который им не
придется краснеть перед начальником.
* * *
Наталья Досюкова на выборы не ходила. Ей это даже в голову
не пришло. Она была абсолютно равнодушна к политике, и единственное, что ее
интересовало, это чтобы к власти снова не вернулись коммунисты, которые у всех
все отнимут и опять устроят уравниловку. Ей совсем не хотелось, чтобы у нее
отнимали то, что досталось ей с таким трудом. Да что там с трудом – с грехом. С
огромным, которому нет прощения.
В воскресенье она спала долго и сладко, не нужно было никуда
бежать, никому звонить. Проснувшись, побродила по огромной квартире, в которой
прожила пять лет – четыре года с Евгением и год одна после того, как его
арестовали, – и в которой знала каждую вещь, каждую складку на шторах,
каждую щербинку на полу. Она до сих пор не могла привыкнуть к мысли, что теперь
она – хозяйка этой квартиры, а также трехэтажного дома в ближнем Подмосковье.
За год, прошедший после ареста Жени, она ни разу не привела сюда мужчину,
просто не до того было. Теперь можно начинать думать о том, как жить дальше.
Наталья плотно позавтракала, с удовольствием съела гавайскую
овощную смесь с шампиньонами и банановый йогурт, выпила кофе и уже собралась
было одеваться, чтобы ехать на встречу с Виктором Федоровичем, когда зазвонил
телефон.
– Натулик? – услышала она игривый мужской голос и
невольно поморщилась. – Как дела? Чем занимаешься?
– Ничем особенным, – сдержанно ответила
она. – А у тебя как дела?
– Более или менее. Ты меня совсем забыла, детка?
Нехорошо.
– Нет, я тебя помню, Вадим. Особенно хорошо помню, как
ты не дал мне денег, когда мне нужен был хороший адвокат для Жени.
– Да брось ты! – засмеялся Вадим. – Я же не
сумасшедший, чтобы собственными руками разрушать свое счастье. Женька всегда
был моим соперником, а я, если ты помнишь, все четыре года пытался увести тебя.
И вот наконец такой шанс – Женьку арестовывают за убийство! Ты свободна! Зачем
же я буду помогать тебе с адвокатом для него? Чем больше срок он получит, тем
для меня лучше.
– Ты подонок! – вырвалось у Натальи.
– Ну-ну, не горячись, ты же понимаешь, что я шучу.
Натулик, у меня в тот момент не было денег, это правда. Я же нищий по сравнению
с Женькой, для меня даже сто тысяч деревянных – и то сумма, а ты просила десять
тысяч долларов. Но то, что я тебя люблю по-прежнему, это не шутка. Давай
встретимся, а?
– Ты в своем уме, Вадик? – сказала она уже намного
мягче. – Ты же знаешь, мы с Женей поженились.
– Ну и что? Эка невидаль, поженились. Я и сам женат.
Речь же не об этом.
– А о чем?
– О том, как хорошо нам с тобой было. Ты вспомни,
Натулик, вспомни. И для того, чтобы нам с тобой снова стало хорошо, брачное
свидетельство вовсе не нужно. Так я приеду?
Наталья на минуту представила себе, что произойдет, если
Вадим приедет. Ей действительно было безумно хорошо с ним, это правда. Он был
превосходным любовником, как раз в ее вкусе, да и мужик он красивый, глаз
радуется, глядя на него. Все четыре года, что она прожила с Женей, она тайком
бегала трахаться с Вадимом, потому что была здоровой молодой женщиной с хорошим
сексуальным аппетитом, а слабый и скучный в постели, к тому же некрасивый
Евгений Досюков не мог дать ей того, чего ей хотелось и без чего она не могла
(или не хотела?) обходиться. Если не считать журналиста Джеральда, то после
ареста Досюкова она ни разу ничего себе не позволила. А организм требовал… И
сейчас, слушая раздававшийся в телефонной трубке голос любовника, Наталья
понимала, что требования эти стали весьма и весьма настойчивыми. Удовлетворение
сексуального голода в компании Вадима было беспроблемным и надежным вариантом,
не нужно думать о том, подойдет ли ей партнер, заранее было известно, что
подойдет. Не нужно говорить слова, потому что между ними давно все ясно. Можно
вообще ни о чем не беспокоиться.
