Каким образом перфекционистские фантазии питают прокрастинацию? Начнем с того, что сделать что-то идеально совсем не просто. (Таково, во всяком случае, мое предположение. Возможно, когда-нибудь я создам что-то совершенное, и тогда узнаю наверняка.) Понятно, что на это нужно время. И определенные обстоятельства. Чтобы написать рецензию, мне, естественно, надо будет внимательно прочесть рукопись. На это уйдет немало часов. Помимо самой рукописи надо будет прочесть или просмотреть книги, на которые ссылается автор, чтобы понять, насколько точно и верно то, как он их нам представляет. Я читал рецензии философов, которыми восхищаюсь, и они, безусловно, так делали. Это производит сильное впечатление. Чтобы сделать все как следует, мне нужно пойти в библиотеку. На самом деле в современном мире ходить в библиотеку вовсе не обязательно. Очень многое можно найти в сети. Если знать как. Я, к сожалению, не знаю. Я знаю, что есть такая штука – JSTOR, которая дает доступ ко многим научным изданиям. В Стэнфорде к JSTOR можно подключиться в библиотеке. Но лучше было бы иметь доступ к нему прямо дома. Ведь над этой рецензией я могу засидеться допоздна. Чтобы получить доступ к JSTOR, нужно установить нечто под названием прокси-сервер. Надо выяснить, как это делается.
Спустя несколько часов я уже заканчиваю с прокси-сервером. Заканчиваю, скорее всего, потому, что сдался. Всякий раз, когда мне кажется, что я уже все установил, то что-то не работает, то вообще все выключается. Но в данном случае предположим, что мне удалось установить прокси-сервер как следует. Однако к работе над рецензией я так и не приступил. За время, которое я потратил на установку, я мог бы уже бегло прочесть рукопись и составить о ней предварительное мнение, чего я не сделал и даже не начал делать. Поэтому я чувствую себя ослом, и со всеми на то основаниями.
Что дальше? Я перехожу к другим делам. Скорее всего, рукопись исчезает под слоем последующих заметок, писем, пустых пакетов из-под чипсов, различных записей и прочих бумаг, скапливающихся на моем столе. (См. главу «Горизонтальная организация».) По прошествии шести недель я получаю имейл, в котором издатель интересуется, когда я пришлю свой отзыв. Если мы уже работали с этим издателем, то имейл, скорее всего, придет немного раньше срока, к которому я обещал закончить. Если нет – несколькими днями позднее.
Тут я наконец начинаю действовать. Теперь во мне пробуждаются фантазии несколько другого толка. Я уже не представляю, как напишу лучшую рецензию всех времен и народов. Мое воображение рисует женщину в нью-йоркском офисе Oxford University Press, и как она с пустыми руками идет на совещание редакторов, к которому обещала представить рецензию. «Простите, – говорит она шефу, – я понадеялась на этого профессора из Стэнфорда, но он ничего не сделал». «Понятно, – говорит начальник. – Вы уволены». – «Но у меня трое маленьких детей, муж в больнице и просроченная ипотека», – говорит женщина. «Простите, – отвечает начальник, – но у нас тут не богадельня». Потом я представляю, как однажды встречаю эту женщину, и, бросив на меня испепеляющий взгляд, она говорит: «Из-за вас я потеряла работу».
А ведь есть еще автор. Может, от того, напечатают ли книгу, зависит, получит ли он место преподавателя. Может, это великая книга, шедевр, который пылится на моем столе, пока принятие решения о его публикации все время откладывается. Возможно, когда-нибудь все философское сообщество узнает, что этому достойнейшему человеку отказали в должности из-за того, что Джон Перри все никак не мог отрецензировать его рукопись – как редакторы журналов по физике, которые отказывались печатать ранние работы Эйнштейна. (Не уверен, кстати, что это установленный факт – я как-то собирался проверить, но руки так и не дошли.)
И тут я начинаю копаться в залежах записей, журналов, неоткрытых писем и после короткого приступа паники – неужели потерял? Попросить издателя прислать еще одну копию? Или соврать, мол, я думал, что уже отправил рукопись вместе с рецензией, но, видимо, бумаги были в дипломате, который у меня отобрал грабитель? – нахожу рукопись. За несколько часов я читаю материал, пишу абсолютно адекватный отзыв и отсылаю в издательство.
Итак, давайте проанализируем эту ситуацию. Прежде всего, не будем забывать, что система упорядоченной прокрастинации позволила мне воспользоваться этой рецензией для выполнения массы других полезных дел. К примеру – установить прокси-сервер. Однажды коллега по кафедре печально скажет: «Хотел бы я иметь доступ к JSTOR у себя дома, но у меня прокси-сервер не установлен». «Ха! – бойко воскликну я, – я уже недели две как установил. Работает отлично». «И как же вы нашли время?» – с восхищением спросит коллега. Я не отвечу, но посмотрю гоголем.
Кроме того, прокрастинация позволила мне отказаться от идеи сделать что-то совершенное, когда задача особого совершенства не требовала. Теоретически, на это дело у меня была масса времени, я мог пойти в библиотеку или запереться в домашнем кабинете и написать основательную, академически выверенную, идеальную рецензию на рукопись. Но когда сроки уже поджимали, времени на совершенную рецензию не осталось. Пришлось просто сесть и написать не идеальный, но вполне адекватный отзыв. Когда перфекционистские фантазии сменились видениями полного провала, я наконец-то взялся за дело.
В итоге все сложилось хорошо. Я написал рецензию, она пришла не слишком поздно, редактора не уволили, книгу взяли к изданию или нет, автор получил кафедру или нет. Правда, рецензия получилась не совершенная, но совершенно нормальная. Все это я ставлю в заслугу упорядоченной прокрастинации.
Но можно ли улучшить положение? Можем ли мы избежать эмоционального напряжения, а также бессмысленной траты времени, к которой приводят все эти перфекционистские фантазии? И мне, и издателю, и автору было бы много легче, если б я сразу сел и посвятил этому делу четыре-пять часов. Для этого мне нужно было с самого начала позволить себе сделать неидеальную работу. Можем ли мы этого добиться?
Полагаю, что можем, но для этого потребуется самодисциплина. Совсем чуть-чуть. Чтобы обуздать перфекционистские фантазии, нужно то, что я называю приоритетной очередностью. Она, как правило, подразумевает решение вопросов по степени срочности. Принцип приоритетной очередности вступает в силу при оказании медицинской помощи во время военных действий, стихийных бедствий и в переполненной приемной скорой помощи. Тут главное решить, кто из жертв безнадежен, кого можно спасти, если начать немедленно, а кому можно дать обезболивающее и заняться им позднее. Решения, о которых пойдет речь, конечно, далеко не так важны, мне просто нравится, как это звучит – приоритетная очередность. Мы же можем определить задания, которые никогда не выполним, как безнадежные, а другие резонно отложить до лучших времен. Но за многие дела лучше приняться сразу же с расчетом выполнить их как следует – может быть, даже чуточку лучше – но ни в коем случае не идеально.
