Младший сын молчал. И только разок скрипнул зубами. Но едва ли в отклик старым надречным ивам… Скорее всего, ему снова и снова припомнился Течкин, колдовавший с кочергой в руке над горячей горой общего праха. Придурок! Пьянь! Шиз!
А я знай рассказывал (стал говорлив в те дни). Я не мог заткнуться. Я теперь рассказывал младшему его дорогу – сначала поездом тридцать шесть часов, это он, впрочем, и сам знал. До Орска. А дальше еще час сорок минут до разъезда – местным скучноватым поездом. И там еще пешком пять километров. Почти пять. На листке бумаги я набросал ему план-картинку… Прочертил указующие стрелки, где там заросшая дорога вдруг выпрямится и где один-единственный (у сухого лога, не ошибешься) поворот. Пять километров. Но ведь пепел – не гроб нести. Я еще сказал ему: подумай, как тяжело могло бы быть… Представь себе… Подумай, как вы, три сына, горбатились бы по бездорожью с домовиной на плечах.
– И думать не хочу, – ответил младший сурово.
Младшему сыну Виктора Сушкова я рассказал и про зиму: про то, какая там зима. Окружающие поля, включая и само кладбище… Снега – до самого горизонта!
Зимой покосившиеся кресты увидятся не сразу. Хотя, конечно, для урны не велик труд отрыть ямку. Чем?.. Что за проблема! Не лопату, а саперную лопатку. Прихватить с собой…
Я, видно, не мог остановиться.
Сын сдержанно молчал. Затем негромко произнес:
– Надеюсь, вы не думаете, что я повезу туда урну зимой?
Но еще заметнее стал говорлив в те дни пенсионер Виктор Одинцов… После (или вследствие) смерти пенсионера Виктора Сушкова. От ощущения утраты. От потери… Он ведь жил теперь (жил и долгожительствовал) за двоих. Он даже интонацию перенял. Казалось, старинный приятель завещал ему свой легкий, чуть торопливый говорок.
Внезапная смерть в голове не укладывается. Виктор Одинцов был потрясен… И теперь анализировал, доискивался до причины – он искал, в чем же (или чем же) его тезка и друг юности так провинился перед природой?.. Собрат-долгожитель приказал долго жить. Но это не могло быть просто так. Это не могло быть случайно. Ведь с какой наследственностью! С какими генами!.. И всего каких-то шестьдесят восемь! Бред!
Ответ был все же найден. Вот он. Покойный Виктор Сушков, в отличие от него, Виктора Одинцова, мало интересовался в своей жизни женщинами… Не баловал себя случайной женской лаской – самой жадной из ласк! Заряжающей нас. Дающей нам силу!.. Женская постель – это сама энергия! Бок о бок… (Даже аккумулятор лучше заряжается лежа. Шутка.) Жена… Жена, понятно, тоже женщина. Однако же в шестьдесят восемь…
Ах, Виктор! Виктор!.. Как поторопился!.. А ведь мог бы жить и жить. Если бы…
Окончательный вывод был таков: Виктор Сушков, если по сути, уклонялся от жизни. Проще сказать, пренебрегал женщинами – и природа (тоже женщина) завязала ему скорый узелок. Отмстила.
Нет, нет, Виктор Олегович Одинцов не осуждал старинного друга-приятеля. Да и как тут осудишь?.. Ведь и сам он, одинокий Одинцов, постарев, тоже в последнее время не подпитывал себя любовью. Ни с кем не встречался. Ни с одной… Подзабыл женщин, переключившись на пиво. Нашел чем радовать сердце! Кретин!.. Нет уж!.. Хватит!.. Теперь он все понял. (И все сосчитал!) Даже пенсионер, если прижмет, способен наскрести кой-какие рубли и сбалансированно, с умом их потратить. Конечно, теперь ему, Виктору Одинцову, придется, увы, побегать и поискать. Привыкший в былые времена в своем фотоателье к легкой смене партнерш, теперь он в поиске сколько-то помучается. Теперь и в выборе он будет, конечно, много скромнее, но… Но он сумеет. СУ-МЕ-ЕТ. Надо же как-то за жизнь биться!
Он очень даже скоро сумел. Найти ход… Наступившие времена позволяли.
– Найти ход к оплачиваемой красоте оказалось несложно. Опыт!.. Вы же помните, каким я докой был?!
Мы помнили.
– И хорошо, что язык вдруг развязался. Как шнурок… Без болтовни не только девицу, кошку хорошую не прикупишь, – нарочито сетовал он нам.
Нам – это мне и Вась-Василичу.
Но вот (я отлично помню) Виктор Олегович Одинцов многозначительно усмехнулся. Потер руки. Вынув записную книжицу, подсел ближе к своему телефону. Надел очки… Всмотрелся… И вздохнул так:
– Ох-хо-хоооо-о!
Водя глазами по мелким строчкам, Виктор Олегович рассуждал вслух сам с собой:
– Есть мальчик Вова, а есть мальчик Сема. Сему мне совсем недавно порекомендовали…
Я было решил, что старый мудило поголубел. Я даже охнул. Не отшибло ли горем мозги?.. Но выяснилось, что и Сема, и Вова мелкие сутенеры. «Поводыри» – как запросто называл их старый маэстро фотографических дел. Парнишки, имевшие на подхвате сразу нескольких скорых девиц.
– Сейчас, что ли?
– Конечно. Чего тянуть?.. – И седовласый Виктор подмигнул.
Мы колебались.
– Может, в другой раз?
– Вот еще!.. Секс не баня. Секс не откладывают на послезавтра. Трахаться – это как раз под разговор. С разгона!..
Он был убедителен:
– Ну, ну!.. Вы же домоседы, – когда это вы меня еще навестите!
Похоже было, что прямо здесь и сейчас, в его замшелой квартире, мы сможем себя ублажить. Без всяких там комплексов. И в открытую, честно. Не как-нибудь!.. В конце концов, мы у него в гостях, а гость даже в пост может себе кое-что лакомое позволить. Без канители. По-современному.
– А что вам еще делать! – наседал Виктор Олегович уже в азарте.
У нас и правда ничего другого на сегодня не было. И было очевидно, что мы уже никуда не нацелимся. Разве что по домам… К телевизору… А рыбная ловля сорвалась уже с утра (ветер на улицах все завывал).
Приободрился, приосанился даже Вась-Василич, тот самый старикан, что тоже целил в долгожители, но своеобразно… По-тихому… Тот, что в будущее глядел постно, скромно, еще и униженно. Да, мол, последние денечки.
– Как поживаю?.. А плохо! Плохо поживаю! – жаловался Вась-Василич, уже с порога, едва вошел, отгоняя ладонью наш дешевый сигаретный дым.
И руку пожимал слабенько, еле-еле:
– Опять нездоров… Опять бок ноет.
– Перестань!
– Чего «перестань»? Тебе хорошо… Ты-то, мордаш, еще долго протянешь!
Или так:
– Вам хорошо. Вы прямо как добры молодцы!.. А у меня опять печень. Вот-вот дам дуба! А почки что вытворяют!
Нищенским и осторожным нытьем он явно замаливал своего божка, припрятанного где-то в высях. В высоких белых облаках… Он как-то сложно хитрил с Ним. Но не с нами. Мы-то его знали как облупленного.
Так что теперь, при секс-сговоре, Виктор Одинцов не упустил случая озаботиться (с ухмылкой):
– Вась-Василич!.. Тебе-то как?.. Не во вред ли молодая красотка будет?
– Не думаю, – посерьезнел Вась-Василич.
