— «Их море ждет, огромное, как страсть, и страсть, огромная, как море», — чуть перефразировал классику дед Игнат, а потом ненадолго задумался.
— Вот знаешь, Ирочка, — проговорил он после паузы, — я в юности всегда думал: что это поэты вечно любовь с морем сравнивают? А потом понял: а ведь верно, очень похоже. Только первая, юная, любовь — она как море бурное, штормовое вроде «Девятого вала» Айвазовского. Все бушует, все бурлит, тебя туда-сюда как на волнах швыряет, кажется, что и жив-то не останешься. А зрелая любовь совсем другая. Как штиль. Ночь, лунная дорожка на воде, волны тихонько плещутся, точно ласковую песню поют. А ты смотришь вокруг и недоумеваешь: «Красота-то какая, господи! И тишь, и благость… И как я раньше вообще мог жить-то вообще без этого?»
«Это он на меня, что ли, намекает?» — пронеслось в голове у Ирины. И видимо, дед Игнат уловил ее мысль, потому что вдруг тихо засмеялся и пояснил:
— Ты только не подумай ничего. Это ведь я, Ирочка, исключительно о себе говорю…
Однако сейчас все изменилось, ей необходимо было узнать правду. Была мысль поговорить напрямую с Иваном, но Ирина, подумав, отвергла ее — показалось, что это будет выглядеть нетактично. Лучше уж выяснить пока у Володи.
— Видишь ли, это долгая история… — без особой охоты проговорил Владимир после паузы.
— А мы куда-то торопимся? — улыбнулась в ответ Ирина и закинула ногу на ногу.
— Да и тема, если честно, очень болезненная для Ваньки, — колебался Володя. — Он сам о ней молчит и другим говорить не дает, да и знают-то немногие… в сущности, я один-то и знаю, может, еще дед Игнат. Ни мама, ни Оля, ни кто-то другой толком не в курсе.
— Ну, мне-то ты можешь рассказать, — попросила Ирина, заметив, что тон ее при этом был таким же, как у Алики в детстве, когда та клянчила что-нибудь.
— Тебе — в первую очередь нет, — улыбнулся Владимир.
— Почему? — Она сделала вид, что не понимает, но на зятя ее актерские уловки не подействовали.
— А то ты сама не знаешь… — усмехнулся он. — Думаешь, мы все слепые, не замечаем, что вы с Ванькой целыми днями друг от друга не отходите?
Он помолчал, но потом внезапно сменил гнев на милость:
— Ладно, расскажу. Может, и правда тебе лучше об этом знать. Только ты меня, если что, не выдавай. Ваня меня убьет, если узнает, что я проговорился.
— Честное слово, никогда не выдам! — заверила его Ирина.
— В общем, — начал свой рассказ Владимир, — ты, наверное, помнишь, что Ванька у девушек всегда большим успехом пользовался. За ним вечно целые толпы бегали, ох и завидовали мы ему тогда! А он до армии всерьез и не смотрел ни на кого даже. Все отшучивался, что пока не встретил свою единственную. Ну, отслужил он, вернулся, потом уехал, поступил в институт. Мы переписывались, и на каникулы он приезжал, но, пока учился, о личном — ни слова. А когда диплом получил, домой вернулся уже с молодой женой. Мариной ее звали… Да и сейчас зовут. Красивая девка, только нам она никому не понравилась, чувствовали мы в ней что-то такое… Даже не знаю, как сказать, ненадежное, что ли. Очень уж любила, как дядя Игнат выражается, хвостом вертеть. Вроде молодая жена — а всем нам, Ваниным друзьям, глазки строила. Да и не только нам, другим тоже… Только Ванька ничего этого не замечал да и не хотел замечать. Он на нее тогда просто надышаться не мог, пылинки с нее сдувал, все ее капризы готов был исполнять. А тогда, ты же помнишь, какое время было? Конец восьмидесятых — магазины пустые, предприятия закрываются одно за другим… Вот Ванька и начал крутиться. Сначала кооператив открыл, да не пошло. Как ты понимаешь, не по его вине. Тогда еще полный беспредел был: «братки» наезжали, чиновники готовы были последнюю рубаху снять, хорошо, если не вместе с кожей. В общем, слава богу, кончились те времена.
— Да уж и правда, слава богу, — кивнула Ирина. Тяжко было всем, и ей тоже, она это прекрасно помнила.
— А дальше? — с нетерпением попросила она.
— Тогда он на заработки поехал, в Воркуту, а она тут осталась. Ну и, что греха таить, погуливала без него. Ваня бывал дома наездами и ничего не знал. Соседки намекали, конечно, да он не слушал никого, одной ей верил, своей Мариночке. В общем, подзаработал он денег, вернулся, открыл в Атяшево магазин продуктовый, на рынке несколько точек, еще что-то, я уж и не припомню. Дела потихоньку пошли. Ванька хороший дом выстроил, хозяйство завел. Тут Марина наконец и на ребенка согласилась, а то раньше — ни в какую. Родилась Катька. Как стала она подрастать, весь город заметил, что она на Ивана ну ни капли не похожа, да и на Марину тоже. Они-то оба блондины белокожие, а Катька — смуглая и чернявая. Но Ваньку даже это не смутило, по крайней мере виду он не подал. Впрочем, он такой человек, что никогда не покажет, если ему плохо.
— И что же было дальше? — нетерпеливо поинтересовалась Ирина.
— А дальше, как комбинат открылся, Ваню сразу туда позвали, чуть не с первых дней. Он этот комбинат, можно сказать, с нуля создал, ну, не один, конечно, но все равно… Быстро сделал карьеру, сейчас вот до замруководителя отдела сбыта дорос. В общем, он стал хорошо зарабатывать, а Маринка и рада — уволилась, засела дома якобы с ребенком, чтобы в сад не отдавать, но Катька уж давно в школу пошла, а она так и осталась домохозяйкой. Хотя хозяйка из нее, прямо скажем, никакая. Готовила невкусно, за садом вообще не следила, мол, городская, не приучена, дома вечно бардак, Иван все больше сам убирался. А она только наряжалась, в Саранск ездила по магазинам мотаться да пилила его, что ей скучно. Хотя он их чуть не каждый год за границу вывозил или одних отправлял — и в Турцию, и в Египет, и в Грецию, и в Таиланд даже…
— А потом они все-таки расстались? — предположила Ирина. Слушая зятя, она испытывала двойственные чувства. С одной стороны, ей было интересно все, что касалось Ивана, но с другой — рассказ о том, как сильно он любил другую и, судя по всему, совершенно недостойную женщину, причинял сильную боль.
— Ну да, — кивнул Володя, сделал последнюю затяжку и потушил сигарету. — Ванька чуть не первым у нас в городе Интернет у себя дома установил — чтобы Мариночка не скучала. А она освоилась с компьютером да и завела себе по сети хахаля в Казани. И в прошлом году, вот как раз тоже летом, сказала Ваньке, что едет к подруге, подхватила дочку — и была такова. Все лето от них ни слуху ни духу не было, и только осенью уже Марина оттуда то ли позвонила, то ли написала, что, мол, все, не жди, остаемся с Катей жить в Казани. На Ваньку тогда смотреть страшно было. Но держался. А в городе так никто до сих пор ничего толком не знает.
— Ну что же, спасибо, что ты мне это все рассказал. Теперь все более или менее понятно, — пробормотала Ирина.
Конечно, она не могла не сочувствовать Ивану. Но в первый момент, как ни странно, подумала не о том, как ему, должно быть, тяжело, а о себе и об Игоре. Чем-то их ситуации даже похожи, только у Ивана это настоящая трагедия, а у нее, Ирины, скорее фарс. Она ведь по большому счету Игоря и не любила никогда, просто решила в какой-то момент, что ей будет удобнее иметь мужа и импресарио в одном лице. Однако сейчас вспоминать об Игоре совсем не хотелось, и она предпочла уточнить некоторые вещи, которые все еще оставались неясными.
