Зато у папы с Анной их предостаточно. Слышу, как они ругаются за завтраком, а Моголь ревет.
Не буду вставать. Не могу! Я тяжело больна. Серьезно, серьезно, серьезно больна!
Натягиваю на голову ватное одеяло и, тяжело дыша, сворачиваюсь калачиком в своей берлоге. Не успела задремать, как вдруг раздается стук в дверь. Выглядываю из-под одеяла. Входит Анна с подносом — меня ждут апельсиновый сок, кофе, рогалик и небольшая гроздь винограда.
— Привет несчастному инвалиду! — говорит Анна.
— До чего же ты хорошая! — хриплю я, сажусь на кровати и потираю глаза.
На подносе не только еда, но и письмо.
— Интересно, от кого?
— По-моему, почерк Рассела.
— Нет, у него больше закорючек, — говорю я и открываю конверт.
Разворачиваю письмо, надеваю очки и читаю. Проглатываю последнюю строчку, и по всему телу пробегают мурашки, в трясущихся руках дрожит письмо…
Мне пишет сама Никола Шарп, знаменитый иллюстратор, прославившаяся своими картинками к циклу "Прикольные феи". У меня был полный комплект ее комиксов из серии «Радуга». В четыре года я обожала забавную ультрафиолетовую фею и хотела, чтобы вся моя одежда, вплоть до носков и трусиков, была фиолетовой.
Дорогая Элеонора Аллард!
Я член жюри конкурса на лучший детский рисунок. Хочу тебе сразу сказать: ты не победила — у нас еще не было итогового заседания. К сожалению, мы не сможем оценить твой рисунок, так как он поступил без анкеты и через неделю после того, как истек срок подачи материалов. Я считаю, что это не имеет никакого значения, но компания, спонсирующая конкурс, выдвигает невероятно строгие требования и настаивает, чтобы твой рисунок и работы целой группы ребят не были допущены к участию в соревновании.
В подобных случаях я недолго переживаю, но на этот раз вы с мышкой Мертл запали мне в душу. Я просматриваю много детских и юношеских работ, и некоторые из них можно назвать весьма удачными, но скажу тебе честно — твоя Мертл удивительно самобытна. Ею можно гордиться! Жаль, что не я ее придумала!
Учти: когда вырастешь, тебе обязательно нужно стать иллюстратором.
С наилучшими пожеланиями,
Никола Шарп.
Я вскрикиваю. Поднос дрожит у Анны в руках, и она проливает кофе.
— Элли, милая, что стряслось?
— Ах, Анна, — говорю я и заливаюсь слезами.
Прибегают папа и Моголь.
— Что случилась? Ты не обожглась, Элли? — кричит папа.
Анна ставит поднос на пол, потом читает письмо и обнимает меня.
— Умница! Ты только посмотри, что Никола Шарп написала о нашей Элли! — восклицает она и передает письмо папе.
— Никола Шарп! Эта тетя придумала малиновую фею, которая плюется малиной! — кричит Моголь и на всякий случай — вдруг мы не поняли — показывает, как она это делает.
Папа меня расспрашивает, Анна смеется, я плачу, Моголь плюется — все набились в мою комнатенку. Будто мы снова нормальная дружная семья — клан Аллардов в полном составе. И вдруг папа все портит.
— Молодец, Элли, — небрежно говорит он.
— И это все, что ты можешь сказать?! — возмущается Анна. — Просто замечательно, что Никола Шарп выбрала нашу Элли из сотен, а может быть, из тысяч участников! Ты только подумай — она говорит, что сама хотела бы придумать такую мышку.
— Но не Элли создала мышку Мертл. Ее автор Роз.
Наступает тишина. Папа редко говорит о маме и еще реже называет ее по имени, но сейчас с грустью и нежностью произносит слово «Роз». Анна вздрагивает.
В недоумении смотрю на папу. Кажется, он отобрал у меня счастье. Грипп наваливается с новой силой. Все болит.
— Ты же знаешь, Элли придумала свою мышку Мертл, — резко говорит Анна.
Папа смотрит на письмо Николы Шарп и читает лишь одно слово "самобытная".
Этого достаточно. Я понимаю… В чем-то папа прав.
Анна не сдается и убеждает его в обратном:
— Знаю, ты никак не смиришься с тем, что эскизы моих дурацких свитеров пользуются успехом, но я потрясена: ты не можешь даже порадоваться таланту своей дочери!
Папа задыхается от возмущения. Анна краснеет и сердится. Моголь пугается и берет меня за руку. Крепко сжимаю его ладошку, потому что мне сейчас самой нужна поддержка.
Все испорчено. Папа прав — Мертл не мое творение. Мне только казалось, что я ее автор.
Очень хочется об этом с кем-нибудь поговорить, и я звоню Магде. Приходится долго ждать — подруга не снимает трубку, потому что по выходным обожает поспать. В будни Магда тоже не прочь понежиться в постели, но мама вытряхивает ее из-под одеяла, чтобы она не опоздала в школу. Жду до двенадцати. Появляется надежда застать подружку выспавшейся и бодрой.
Оказывается, я опоздала. Она уже ушла.
— По-моему, она отправилась к Надин, Элли, — говорит ее мама.
— А, спасибо… Понятно.
— Почему бы тебе тоже туда не пойти, дорогая?
Почему? Да потому, что меня никто не пригласил! Почему они мне не сказали, что договорились встретиться в воскресенье утром? Мы всегда собираемся вместе! Но сейчас «вместе» означает «вдвоем», а не «втроем». У меня за спиной Магда и Надин объединились в особую, можно сказать исключительную пару, исключившую меня.
Хорошо бы завалиться к Надин… Но что, если они начнут переглядываться, шептаться и вести себя так, будто я третий лишний?!
Я этого не вынесу. Слишком уж много на меня навалилось. Кажется, со мной перестали считаться.
Ну и ладно! Переживу! Знаю, кто меня действительно любит. Гораздо больше других.
Поворачиваю на пальце кольцо и звоню Расселу.
Глава двенадцатая
ДЕВЧОНКИ ПЛАЧУТ, КОГДА ИХ ПРЕДАЮТ МАЛЬЧИКИ
Зря мы отправились на вечеринку! Начнем с того, что я не выношу Биг Мака, здоровенного и неотесанного оболтуса. К тому же он обожает прихвастнуть и говорить пошлости. Конечно, с материальной точки зрения у него предостаточно причин для бахвальства. Чего стоит только огромный четырехэтажный дом в георгианском стиле, больше похожий на особняк! Обставлен он — закачаешься! Точно попадаешь на страницы журнала "Интерьер".
Мама и папа Биг Мака постарались испариться пораньше. Хоть бы только никто не бросил сигарету в блюдце из китайского фарфорового сервиза и никого бы не стошнило прямо на турецкий ковер. Это вполне может произойти — выпивки хоть отбавляй! Я думала, будет фруктовый пунш и несколько банок лагера, слабоалкогольного пива, но кругом полно бутылок водки, и парни уже изрядно надрались — будто это не спиртной напиток, а вода "Перье".
