– Кухня – твое дело, – говорила первая жена. – А все остальное – нет.
– Ты что, Копперфилд? – Борис не терял надежды расколоть этот крепкий орешек. – Даже он, между прочим, раскрывает секреты многих своих фокусов. И никто его, заметь, от этого не считает менее талантливым.
– То фокусы, понимаешь? Либо волшебство, либо ловкость рук, а тут – совсем другое. С травами не каждый договориться сумеет.
– Что за ерунда?! – возмущался Борис. – Строит из себя важную пигалицу, а всего-то студентка пединститута. Тоже мне, великий целитель!
– Это не ерунда! – серьезно отвечала она. – Поговоришь с травой не так, и она вместо радости тебе горе накличет.
– Слушай, ну ты же современный человек, а несешь ахинею. Я же не заговариваю приправы, когда их в тесто добавляю.
– А за тебя это руки делают. И еще – мысли. Ты же хочешь, чтобы еда получалась вкусной, а попросишь другого – другое и получишь.
– Чушь!
– Не веришь – проверь.
И он проверил.
Тем же вечером, смешав все ингредиенты для домашнего пирога в ресторане обычным образом, он, добавляя тот самый, секретный, сказал: «Ну и гадость, должно быть, получится».
Она самая и получилась.
Пирог был скормлен собакам, а Борис лишен премии. Но взамен денег он приобрел кое-что поважнее – доверие к жене. Теперь он не смеялся, когда она принималась пичкать его, простуженного, какими-то отварами странного цвета и запаха. Не сопротивлялся, если она предлагала приложить к потянутой мышце пояс с завернутыми внутрь кореньями. И даже всерьез задумывался: не превратить ли ее знания и умения в прибыльный бизнес?
Однажды даже рискнул предложить ей это, но она, всегда решительная и открытая всему новому, и даже рискованному, восприняла его инициативу в штыки:
– Ни за что! – Глаза ее гневно сверкали, губы сомкнулись в тугую, непримиримую линию.
– Но почему?
– Потому что нельзя этим зарабатывать деньги.
– Но ведь у тебя – дар. Ты же не будешь никого обманывать, почему же нельзя?
– Потому что бабушка говорила: «Дар, Вика, человеку для того дается, чтобы им распорядиться грамотно. Дар дарят, а не разбазаривают, и уж тем более не продают!» А ты хочешь, чтобы я продавала.
– Так ты тоже хочешь, чтобы я свой дар повыгоднее продал: работу сменил, кредит взял, ресторан открыл.
– У тебя, Боренька, не дар, а талант, а это абсолютно разные вещи.
– Я не понимаю.
– И не надо. Главное, я понимаю: что делать можно, а что нельзя.
– Но ты же сама разрешила мне добавлять в тесто свои хитрости, чтобы пирожные были вкуснее.
– Ну и что? Цена ведь на десерты от этого не изменилась?
– Нет.
– Ну вот. Значит, ты людям подарил этот вкус, а не продал. Все в порядке.
– А что, если бы ты захотела на этом заработать, ничего бы не получилось?
– Получилось бы. Но зарабатывать этим подло, а я подлостей делать не собираюсь.
– Куча народу этим зарабатывает. И знаешь, сколько среди них не настоящих целителей, а шарлатанов?!
– Не знаю и знать не хочу. Я бабушке обещала.
– Знаешь, ты кто?
– Кто?
– Пионерка, вот кто. «Так завещал великий Ленин» и тому подобное. Тебе что, ни разу не приходилось отступать от бабкиных заветов и использовать свои травки людям во зло?
Вика резко помрачнела и даже вздрогнула. Ее хорошенький, гладкий лоб «прострелила» внезапная злая морщина. Она ответила тихо и спокойно:
– Приходилось. Один раз. Но, поверь, это не было подлостью. И мы закрыли тему, ладно?
В ее голосе было столько грусти и отчаяния, что он поспешил согласиться, уточнив только:
– Но ты ведь мне когда-нибудь расскажешь?
– Когда-нибудь, – пообещала она, и морщинка разгладилась.
Жаль, что они развелись до наступления этого «когда-нибудь».
Сейчас Борис понимал, что во многом был виноват перед Викой. Он был молод и слишком эгоистичен, не захотел понять и разобраться в ситуации. Она пыталась объяснить, но он и слушать не стал. Обида затмила разум. Сейчас он, конечно, не стал бы рубить сплеча. Но кто бы стал его теперь слушать? К тому же, когда все произошло, он был порядком утомлен ее кипучей энергией, требованиями, планами и умениями, потому и не стал бороться, предпочел воспользоваться ситуацией, чтобы расстаться. Решил, что без нее будет лучше.
Сегодня он то же самое думает о Манюне. А вдруг опять ошибается? А если да, то как потом простить себе эти поспешность и недальновидность? Наверное, поэтому и не стоит спешить. Надо подождать, еще раз все взвесить, еще тысячу раз подумать. Да и не время сейчас оставлять жену. У нее и так полный раздрай. Борис же не какой-нибудь там, он все понимает. А его не поймет никто, если он сейчас оставит Машу. Теща проклянет, мама сляжет с сердечным приступом, отец станет красноречиво вздыхать и качать головой, даже Родненький не преминет объявить друга старым идиотом. А Ирка вообще обидится и скажет, что больше никогда его ни с кем знакомить не станет.
Вот, пожалуй, ради этого последнего развестись и стоило бы.
А то если вспомнить, с каким энтузиазмом и частотой она поставляла ему невест до знакомства с Машей, то хочется либо незамедлительно оказаться на необитаемом острове, либо даже приписать себе нетрадиционную ориентацию, только бы избавиться от общения с потоком жеманных хищниц, у которых на лбу написано: «Женись на мне!» Он и на Манюне-то женился прежде всего потому, что она выпадала из этого ряда. Синхронное плавание интересовало ее на порядок больше кошелька будущего мужа. И Борис купился, решил, что она любит его, а не его достаток. А она любила синхронное плавание. Точка без запятых. Ну, что ж, на смену старой любви, случается, приходит новая. И возможно, вместо плавания жена все-таки выберет семью…
Работа, как обычно, отвлекла его от самокопания. Три часа он провел у плиты, колдуя над блюдами, которые можно приготовить впрок. К обеду ресторан заполнился посетителями. Конечно, в это время в основном заказывали пиццу, быструю пасту карбонара или масло с чесноком, но все же количество клиентов оправдывало отказ Бориса от ввода в меню пресловутого бизнес-ланча и наводнивших Москву суши. Оба начальника смен с ним спорили по этому поводу. Утверждали, что народ переметнется в соседние забегаловки, где предлагают японскую кухню и низкие цены, но Борис оставался непреклонным:
– То-то и оно, что там – забегаловки, а у нас – высококлассный ресторан.
Он не прогадал.
Люди думают не только о кошельке, но и о желудке, а этот орган как никакой другой способен успокоить расшатавшиеся нервы. Чем плохо – заесть раздражение от ссоры с тупым начальником кусочком великолепного трюфеля? Или наградить себя за удачный и, главное, вовремя сданный отчет порцией домашнего итальянского мороженого? Завсегдатаи «Ла Виньи» не жалели денег на удовольствия и не отказывали себе в чашечке ароматного эспрессо после только что съеденной божественной пиццы.
