Жанна опять засмеялась:
– В первом классе или во втором?
– По-моему, в первом. Мы выбирали командира октябрятской звездочки.
Все вставали и выдвигали кандидатуры. А я встал и сказал: «Я сам хочу быть командиром». Никто, кроме меня, самого себя не выдвинул. На голосовании я набрал один голос. Свой собственный.
– Сочувствую, – сказала Жанна. – Наверное, это очень больно – перенести такое разочарование в раннем детстве.
– Да брось ты. Этот случай никак на мне не отразился.
– Тебе так кажется, – сказала Жанна. – На самом деле, отразился.
– Замечательно! Сейчас ты выведешь, что я вырос закомплексованным уродом из-за того, что в семь лет меня прокатили на выборах командира октябрятской звездочки. Видимо, из-за этого же я через двадцать лет проигрывал избирательные кампании, которые вел.
– Вполне возможно. Все в жизни имеет свои причины.
– Слушай, заканчивай со своим психоанализом. Тем более что еще в школе я достиг большего, чем командир звездочки.
Я учился в шестом классе. На дворе – перестройка, гласность и ускорение. В параллельном классе случилась революция. Этим классом руководил историк Михал Михалыч. Он не был диктатором. Скорее, он был размазней. Что-то типа Николая II. Ну и довел класс до революции.
Он решил задержать их после уроков. Они встали и пошли к выходу. Михал Михалыч – по примеру трехсот спартанцев – перегородил узкий дверной проем. Варварские орды 6-го «А» смели Михал Михалыча и изрядно потоптали его ногами. Он вскочил и ударил зачинщицу журналом по голове.
Зачинщица принесла справку о сотрясении мозга. Это было полное вранье. Даже если принять гипотезу о наличии мозгов в голове зачинщицы, классным журналом их не сотрясти. Но Михал Михалыча выгнали из школы с волчьим билетом.
Наша классная руководительница учла горький опыт и решила предотвратить революцию в нашем классе. Решила наладить диалог с обществом. Общество тогда возглавлял я. На свободных демократических выборах меня избрали председателем совета отряда. Это – не президент. Это, скорее, лидер оппозиции.
Я был самым умеренным. То есть я был совершенно неумеренным, но по сравнению с остальными – еще ничего.
Классная собрала нас и родителей на какой-то совместный сэйшн. Назовем его Демократическим совещанием. Мы должны были обсудить наболевшие проблемы, которые, собственно, заключались в том, что мы нашу классную терпеть не могли.
Она долго о чем-то говорила. По-моему, про перестройку. Я перебил.
– Рот закрой, – сказала классная руководительница.
– Как вы разговариваете с моим сыном, – возмутился мой отец.
– Это черт знает что такое, – закричали все вокруг.
Как и в 17-м году, Демократическое совещание закончилось полным провалом.
Классная не унималась. Она создала некий орган из наиболее авторитетных учеников нашего класса. Назовем его Предпарламент.
Классной хотелось «успевать за общественным развитием и ожиданиями людей». Она села за стол переговоров. Поинтересовалась нашими ожиданиями.
– Дискотеку бы надо устроить, – сказали мои одноклассники.
– Давайте лучше устроим КВН, – сказала классная. – Или сходим в Эрмитаж.
– А давайте лучше дискотеку, – сказали мои одноклассники.
Они, как один, представляли непримиримую радикальную оппозицию. К тому же, что немаловажно, неподкупную. Между обществом и властью зияла пропасть.
Эпоха либеральных заигрываний закончилась. Через две недели меня сняли с должности. Более того, вообще отменили свободные выборы. Председателем совета отряда назначили девочку-отличницу. Она была единственной, которая пришла на организованный классной руководительницей КВН.
Последовали репрессии. В частности, меня выгнали из школы.
– Какая чушь, – сказала Жанна. – Какая восхитительная чушь.
Я не знал, обижаться на ее слова или счесть за комплимент.
– Тебя выгнали из школы за то, что вы не пришли на КВН? – спросила Жанна.
– Меня выгнали по совокупности. Меня только из пионеров три раза выгоняли.
– За что?
– Один раз – за «Клуб самоубийц». Я был самым маленьким в классе и никого не мог побить.
– Все били тебя?
– Прекрати искать проблемы в моем детстве. Никто меня не бил. Потому что я дружил с самыми большими, хоть и был самым маленьким. Но мне самому хотелось кого-нибудь побить. И вдруг по телевизору я посмотрел фильм «Приключения принца Флоризеля». И – по аналогии – придумал игру. Раздаются карты. Тот, кому выпал туз треф, может целую минуту бить того, кому выпал туз пик.
– Какой ужас!
– Наши девочки решили точно так же. И настучали классной руководительнице. Мы успели сыграть только два кона. За это меня выгнали из пионеров в третий раз. За что выгоняли предыдущие два, честно говоря, уже не помню. А главное, что меня ни разу не принимали обратно. В третий раз я не выдержал. Вы, говорю, не можете меня исключить, потому что меня уже два раза исключали, а обратно не принимали. Разумно, сказали мне, и все равно исключили.
– Я бы тебя тоже исключила.
– Не сомневаюсь. Но самое обидное, что оба раза, пока мы сыграли, туз пик выпадал мне.
Жанна поперхнулась пивом от смеха.
– Ты был исключительный дебил.
– Спасибо.
– И, конечно, плохо учился.
– Не угадала. Я хорошо учился, хоть учителя и старались отбить к этому всякую охоту.
Помнится, в третьем классе мы на математике впервые писали контрольную по вариантам. А я не врубился, что к чему, и решил оба варианта. И первый, и второй.
– Дураков работа любит, – сказала учительница.
– Почему? – спросил я.
– Надо было один вариант решить, а ты зачем-то решил оба.
– Я, – говорю, – не скумекал.
– Потому что, – говорит учительница, – ты тупой.
Я расстроился и вечером рассказал родителям, что я дурак.
– Это твоя училка – дура, – сказал отец. – Если ты решил два варианта – значит, ты не тупой.
– Так я правильно сделал, что решил оба варианта? Нужно было оба решать? – спросил я.
– Ты чего, – говорит отец, – тупой?
С тех пор я всегда решал два варианта и рассылал оба решения по рядам. С одного списывал мой ряд, а с другого – соседний. Но учителям я об этом уже не говорил, чтобы они не заподозрили меня в тупости.
Было у меня два приятеля. Оба – круглые двоечники. Но один нормальный, а второй – совсем деревянный. Который нормальный, тот списывал три задачки из пяти, получал свои три балла и отдыхал, довольный жизнью.
