Теперь ты приходишь на «стрелку». Десять минут ждешь. Пятнадцать.
Человек звонит:
– Я выхожу.
– Куда ты выходишь? Тебе час добираться.
– Но я же тебя предупредил.
Как-то звонят мне на мобильник. Номер незнакомый. Голос – женский, но тоже незнакомый.
– Ты меня ждешь? – спрашивает милый женский голос.
– Нет, – честно отвечаю я.
– Почему ты меня не ждешь? – спрашивает женский голос, но уже не милый, а с явными признаками недовольства.
– А почему я должен тебя ждать?
– А почему не должен? Почему? – надрывается голос. – Я же всего на двадцать минут опаздываю.
– Двадцать минут, – говорю, – это очень много.
– Ты сам все время опаздываешь.
– Когда я опаздывал?
– Вчера. Ты вчера опоздал.
– Вчера я вообще не выходил из дома.
– А ты кто?
– Глеб.
– Извините, я ошиблась номером.
Раньше люди, ходя на свидания, узнавали свой город. Знакомились с достопримечательностями.
– Где встретимся?
– У Медного всадника.
Или:
– На улице Ломоносова. У пивного ларька.
А сейчас? Сейчас встречаются «где-нибудь в районе Гостинки». А потом час перезваниваются и орут, пугая прохожих:
– Ты где?
– А ты где?
– Я здесь.
– И я здесь.
– Где здесь?
– Где договаривались.
– Мы там не договаривались.
– Идиот.
– Дура.
– Я тебя вижу.
– Где ты меня видишь?
– Я машу тебе рукой.
– Где?
– Повернись налево.
– Повернулся.
– Видишь меня?
– Нет.
– Потому что ты налево повернулся, а надо направо.
– Ты же сама сказала – налево.
– А своей головы у тебя нет?
– Я тебя вижу.
– А я тебя больше не вижу.
– Стой прямо.
– Ой, я тебя снова вижу. Чмоки, чмоки.
Ту-ту, ту-ту-ту. Ту-ту, ту-ту-ту. Мобильник звонит. Телевизионщики. Говорят, что слегка опаздывают.
Рассказ про баб и живых мертвецов
Я, когда работал на телевидении, никогда не опаздывал. Правда, я недолго работал. Месяц. Работал я репортером на канале «СТС-Петербург». В программе «Детали». Снимал новостные сюжетцы.
– У вас есть журналистское образование? – спросил меня начальник.
– Нет.
– Слава богу, – сказал начальник и предложил должность в штате.
Я отказался. Работал сдельно.
Начальство меня ценило и посылало на самые ответственные мероприятия.
– Прекрасный сюжет, – говорило начальство. – Сплав на бабах по Вуоксе. Можно со своей бабой приехать, а можно взять напрокат.
– Напрокат, боюсь, не потяну.
– Ерунда. Всего двести рублей.
– Чего-то, – говорю, – дешево. На Староневском – и то дороже.
– Для резиновой бабы – вполне нормально.
– Для какой?
– Для резиновой. Они на резиновых бабах сплавляются.
– Зачем?
– Об этом ты у них и спросишь. Кстати, ты тоже обязательно сплавься.
Я соврал, что не умею плавать.
– Тогда возьмешь бабу в руки и скажешь что-нибудь на камеру. Начни так: «Все мы хорошо знаем резиновых женщин».
– С чего это мы их хорошо знаем? Я, например, их плохо знаю. Я, например, их не познавал.
– Да? Ну тогда скажи: «Вот на таких резиновых женщинах энтузиасты своего дела плавают в бурных волнах реки Вуоксы».
Фраза мне решительно не понравилась. Но приказы не обсуждают.
Приехали. Народ по свистку берет в охапку баб и бросается в реку. Победители заплыва выходят в следующий раунд.
А плыть по Вуоксе тяжело. Речка с норовом. Как говорится, то перевалы, то перекаты. И бабы, надо сказать, плыть сильно мешают. А бросить ее нельзя – снимут с дистанции. Как в жизни. И хочется ее бросить, а нельзя. Квартиру отсудит или тесть с работы выгонит.
Стали искать бабу для съемок. Бабы оказались в дефиците. То есть обычные бабы сами просились, чтобы их сняли для телевизора, а резиновые – в дефиците.
Оператор принес негритянку. Коричневую и с огромными губами. Я брезгливо от нее отказался:
– Не хочу с негритянкой.
– С ума сошел?! – кричит оператор. – Я же не предлагаю тебе с ней…
– Понимаешь, – говорю, – я не расист, но с негритянкой не хочу.
– Может, тебе Анджелину Джоли поискать?
– Я бы тоже с негритянкой не хотел, – встрял водитель, вышедший погулять по свежему воздуху и, как он выразился, на идиотов посмотреть.
Оператор послал нас с водителем в грубой форме.
К счастью, кто-то одолжил нам европеоидную женщину.
– Вот на таких резиновых женщинах… – начал я речь.
– Подожди, – закричал оператор, – я камеру не настроил.
– Вот на таких резиновых женщинах…
– Что ты мямлишь? – продолжал кричать оператор. – Четче говори, с выражением.
Я, признаться, эту фразу и говорил с выражением. С выражением скорби. Потому что мне первый раз предстояло попасть в кадр, и я предпочел бы попасть в него в каком-нибудь другом антураже. По крайней мере, без резиновой женщины на руках. С резиновой как-то стремно. Пацанва не поймет.
Но я послушно забормотал в третий раз:
– Вот на таких резиновых женщинах энтузиасты своего дела…
– …проводят дни и ночи напролет, – встрял водитель.
Пока все смеялись, европеоидную женщину у нас отняли. И в кадр я так и не попал.
Через неделю начальник говорит:
– Гляди-ка, опять прекрасный сюжет. Люди добровольно закапываются в могилы.
– Тоже, – говорю, – энтузиасты своего дела.
– Вообще-то их потом откапывают.
– Когда, – спрашиваю, – потом?
– Лет через сто, – говорит начальник и, увидев, что никто не засмеялся, поясняет: – Шучу.
И велит мне поехать и закопаться в могилу.
– Откапываться необязательно, – сострил оператор.
Желающих закопать себя в могилу набралось человек семь. И человек десять представителей СМИ.
