У бабушки в шкафу лежала специальная сумочка — чтобы брать с собой в театр сменную обувь. Был у нее и театральный бинокль. Мне разрешали в него смотреть.
Я не помню, чтобы бабушка с дедом ходили в театр или кино. Они выходили вместе из дома только, чтобы пойти в гости к родственникам. Бабушка очень любила своих родственников. Интересовалась их делами. Писала им письма. Сопереживала им. Родственников становилось все меньше.
Бабушка умерла в восемьдесят четыре года. Когда ее не стало, с дедом случился микроинфаркт. До этого он никогда не жаловался на сердце.
После ее смерти дед увлекся банковскими операциями. Отдавался им со страстью диккенсовских героев из собранных бабушкой по подписке томиков в тусклых
переплетах. Он распределял свои немногочисленные сбережения по разным банкам, внимательно следя за процентами. Когда случился дефолт, мы боялись, что он этого не переживет. Но все обошлось. Вероятно, умение перелистывать страницу и было истинным секретом его здоровья.
Дед пережил бабушку на десять лет. Он приехал в Израиль, обзавелся новыми костюмами и, прикрепив к ним ордена, ходил на заседания клуба ветеранов Великой Отечественной. У него появилось много знакомых. «Здорово, Арон!» — кричали ему приятели через улицу. «Приветствую!» — отвечал им дед, подняв палку для ходьбы. Как у многих слабослышащих людей, у него был очень громкий голос.
Однажды я слышала, как он звонил кому‑то в Москву.
«Михаил, алло! Алло! Михаил, это ты? — кричал в трубку дед — Как дела? Скажи, Майданек умер? Май — данек умер? А ты как?»
Мне стало страшно.
Это была фамилия их общего приятеля. Я не сразу это поняла.
Майданек был жив.
День рождения Екатерины Аркадьевны
и обязательно не забыть ключи.
Екатерина Аркадьевна взглянула на себя в зеркало. Брезентовый дождевик, резиновые сапоги. Может быть, не изящно, как некоторые скажут, но зато практично. Для поездки на дачу лучшей одежды еще никто не придумал. И сумка на колесиках — тоже прекрасная идея была. Без нее даже сложно представить, как бы она со всем управилась. Прием гостей — дело нешуточное. И о чтении в электричке Екатерина Аркадьевна тоже позаботилась. По дороге туда — «Аргументы и факты», свежий номер. На обратном пути, когда уже хуже сосредотачиваешься — «Наш сад». Екатерина Аркадьевна еще раз осмотрела квартиру, проверяя, все ли в порядке, взяла сумку и вышла из дому.
Электричка прибыла точно по расписанию. Дорога от железнодорожной станции была безлюдной — будний день, конец октября. Окна в успевших отсыреть домиках были зашторены тюлевыми занавесками. За поселком асфальтовое покрытие обрывалось; дорожка выскальзывала из под него и, оставив позади поляну с заброшенной водонапорной башней, отклонялась в
112 НинаХеймец
сторону леса. Идти надо было вдоль опушки. Тропинка то почти терялась в подступивших деревьях, то отдалялась от них, будто кокетничая, но лесную кромку так и не пересекала — незачем.
И вот, за поворотом, ее дом. Он громоздился на садовом участке, накрывал его собой, как притаившаяся рябая птица. С северной и южной сторон дом подпирали две веранды. А над ними, под островерхой крышей — второй этаж с фигурным балкончиком. Балкончик придумал папа. Они приехали тогда на дачу, и папа вдруг сказал: «Всем наш дом хорош, но чего‑то в нем недостает». И начертил этот самый балкончик, и сам же его и построил, за три дня, буквально. Екатерина Аркадьевна очень хорошо помнила папино лицо. Как будто человек однажды чему‑то обрадовался, повеселел, улыбнулся; а потом и обстоятельства менялись, и настроение. Но черты лица оставались неизменными — как забытая побледневшая афиша, из‑под которой проглядывают другие афиши. «Надо бы обновить на балконе перила, — подумала Екатерина Аркадьевна, — весной съезжу к строителям, куплю у них несколько досок»
Она достала из сумки ключи. Повозилась с замком у калитки. Дверь дома поддалась легко. Екатерина Аркадьевна поставила сумку у стола, спустилась в погреб — за яблоками и клубничным вареньем. Надо было поторопиться — до наступления сумерек растопить печку, вымыть полы и накрыть на стол, чтобы потом спокойно пообщаться с гостями, ни на что не отвлекаясь. Она вытащила из сумки бутылку вина — сама делала, из черной смородины, по папиному рецепту. Потом настала очередь свертков: блинчики с мясом и творогом, баночка с винегретом, пирожки с капустой — тмин, вот секрет начинки. Тмин, а никакой не укроп!
День рождения Екатерины Аркадьевны 113
…От настольной лампы с витражным абажуром, маминой, по стенам и потолку шли разноцветные блики — зеленые, красные, фиолетовые. И папину настольную лампу она включила, направив свет на отштукатуренный простенок. Получилось точно, как надо. Шестой час. Пора. Екатерина Аркадьевна села за стол, откупорила бутылку, положила пробку в специальное блюдечко — чтобы та не скатилась со стола, налила вино в хрустальную рюмку и посмотрела сквозь нее на свет ламп — сначала маминой, потом — папиной.
— Ну, с днем рождения! — сказала она.
Екатерина Аркадьевна отхлебнула вино, тщательно вытерла губы салфеткой и осмотрела стол. Столько еды, не знаешь, с чего и начать.
Это мамина идея была, на самом деле. Отмечать день рождения на даче. Екатерина Аркадьевна тогда училась в шестом классе. Осень в тот год выдалась необыкновенно теплой. Скоро уж снег выпадать должен, а на дворе — бабье лето. Вот мама и сказала, что такой день лучше всего провести за городом на даче. И что всех ее подружек можно пригласить туда. И что будет картошка с грибами. Они условились встретиться на вокзале. Прождали с мамой на перроне почти час, но никто не пришел — чего и следовало ожидать, собственно. Они тогда всё‑таки поехали на эту дачу. Мама нажарила сковородку картошки с грибами — у них были, сушеные, висели на веранде. Екатерина Аркадьевна очень любила грибы. Ей тогда было так вкусно, что она почти перестала расстраиваться. Но день рождения они на даче больше не отмечали. А потом, в институте уже, повторилась та же история. Только папы с мамой уже не было. И гости были приглашены в ее городскую квартиру. Но так получилось, что никто не пришел. Совпадение, можно сказать. Будний день, все заняты. А на следую — щий день рождения Екатерина Аркадьевна отпросилась с работы и уехала на дачу. Решила там его впредь и отмечать. Там спокойно, и проще собраться с мыслями. И с гостями вопрос она тоже решила. Картошку с грибами она, правда, не жарила. Как ни пыталась — всё равно получалось как‑то не так.
Екатерина Аркадьевна вынула из сумки папку. Смахнула пыль с выцветшего зеленого коленкора.
— Добрый вечер, Валентина Степановна! — сказала она, доставая из папки первую фигурку. Плотный черный ватман. Почти картон. Девочки в магазине канцтоваров для нее откладывали. Не за просто так, конечно, — Милости просим!
Екатерина Аркадьевна поднесла фигурку к настольной лампе. На простенке образовалась четкая тень. Круглые щеки, прямой острый нос, шиньон. Валентина Степановна просто создана была для силуэта. Силуэтогенична, если есть такое слово, конечно.
