Бог знает, может быть, чертовка Джилья и заколдовала
Аретино, но Григорий наверняка заколдовал Троянду. Заколдовал, приворожил, свел
с ума! Теперь она часами просиживала у окна, вглядываясь в синие дали лагуны,
пытаясь где-то там высмотреть корабль, названия которого она даже не успела
узнать… зато успела оставить там свое сердце. Она не замечала ревнивых взглядов
и колкостей Аретинок, которые в штыки восприняли ее возвращение. Не отличала
одно от другого среди двух или трех десятков платьев, которых тотчас же накупил
ей щедрый Пьетро; не видела, что ест, что пьет, где спит. Она жила словно во
сне, чувствуя, как на губах ее все еще горят следы от его нетерпеливых зубов, и
ноги, которые он так торопливо, почти грубо разбрасывал, до сих пор ломит от
сладостной боли. Нет, это сердце ее ломило сладостно-мучительными
воспоминаниями, а тело… тело просто горело от неутоленной страсти, которую
разбудил в нем Григорий, и никому другому не погасить этого костра! Не раз она
была готова сбежать из дворца и на первой попавшейся гондоле отыскать его
корабль. Но стоило ей представить, как нахмурится, встретившись с нею, Григорий…
увы, для него она – лишь средство подобраться поближе к Аретино, ее, как он
думает, возлюбленному… Да он же собственноручно отвезет ее в палаццо на Большом
канале, мало того – уложит в постель, а Аретино пристроит сверху! Откуда ему
знать, что она так же нужна Пьетро, как и он ей!
Думая о Григории, Троянда все время пыталась на него
разозлиться, но почему-то злилась только на себя. И все заканчивалось тем, что
она завороженным взором вперялась в темно-зеленую бездонную могилу канала, к
которой она уже однажды была так близко. Но умереть, не увидев Григория… Нет,
это было выше ее сил!
И вот наконец день встречи настал.
* * *
Битых два часа стояла она перед зеркалом, не в силах выбрать
лучшее из лучших своих платьев, когда в комнату заглянул Аретино…
– Пожалуйста, не мешай, – раздраженно выпалила Троянда. – Ты
же не хочешь, чтобы я выглядела перед знаменитым Барбаруссой как девчонка-оборванка!
Что поделаешь, я успела забыть свой гардероб.
– Если ты хочешь произвести неотразимое впечатление на
Хайреддина, тебе лучше раздеться, – хмыкнул Аретино. – Этот мусульманин в
отношении к женскому полу истинный ренегат – он просто без ума от белокожих
женщин. Ну а если серьезно: можешь надеть что угодно, потому что у Барбаруссы
не будет возможности оценить твои старания.
– То есть как? Он что, не едет? Встреча не состоится?! – в
ужасе возопила Троянда, у которой обморочно подкосились ноги.
– Тише, молчи! – замахал руками Аретино. – Он уже приехал,
он уже здесь. И встреча, конечно, состоится. Но даже и думать забудь появиться
там!
– Это еще почему? – грозно свела брови Троянда. – Когда мне
еще представится случай повидать великого Барбаруссу?!
– Надеюсь, никогда, – сказал как отрезал Аретино. – Большое
дело, подумаешь – рыжий турок! И не закатывай истерик! – категорично выставил
он ладонь, увидев, что глаза Троянды налились слезами. – Я же о тебе
беспокоюсь. Ты слишком уж красива! Я совсем не хочу, чтобы Хайреддин пленился
тобой, а потом Венеция снова подверглась разграблению.
– Венеция?! Из-за меня?! – фыркнула Троянда. – Целый город
из-за одной женщины?!
– Представь себе, – очень серьезно произнес Аретино. – Ты
никогда не слышала, что он учинил ради Юлии Гонзаго? Юлия – молодая вдова,
графиня Фонди, слава о красоте которой гремела по всей Италии. Ходили слухи,
что стихи в ее честь слагали двести восемьдесят поэтов! Не скрою, –
самодовольно огладил бороду Аретино, – что в их числе был и я, хотя… хотя я
знавал женщин гораздо привлекательнее Юлии, более напоминавшей мраморную
статую, чем ту пылкую красавицу, которую воспевали стихи…
Аретино опустил голову, и Троянда поняла, что он вспомнил
Джилью. Даже подумала, не воспользоваться ли этим припадком задумчивости и не
кинуться ли прочь, чтобы успеть хоть одним глазком взглянуть на Григория, но
тут Аретино вздохнул и очнулся:
– О чем это я? Ах да! Юлия Гонзаго!.. Конечно, от слухов об
этой красавице сердце Барбаруссы разгорелось, однако он сохранил присутствие
духа, потому что был хорошим политиком. Эту жемчужину он решил добыть не для
себя, а для своего государя: ведь Сулейман I гордился своим гаремом. Итак,
вперед, на Фонди, где живет графиня! Суда пристали к берегу ночью, и янычары
Барбаруссы бросились к замку. Слишком поздно! Успели дать тревогу, и графиня в
одной ночной рубашке ускакала верхом в сопровождении слуги. Барбарусса, разъяренный
вестью об исчезновении красавицы, решил наказать Фонди и отдал город воинам на
разграбление. По истечении четырех часов в городе остались только трупы, а
корабли Барбаруссы осели под тяжестью награбленного… Поняла теперь, почему я не
хочу показывать тебя Хайреддину?
– Ты мне льстишь! – криво улыбнулась Троянда.
– Вовсе нет, моя несравненная северная роза! – С этими
словами Аретино поцеловал руку своей пленнице и вышел, еще раз строго-настрого
приказав носа не высовывать из своих комнат и подальше спрятать все эти
роскошные платья.
…Яростно отерев слезы, Троянда так и сделала. Собрав платья
в тяжелую, жестяно гремящую охапку, она с ненавистью швырнула их в угол и
достала из сундука совсем другую одежду: ее она не надевала уже две недели,
после того, как, выстирав и почистив, сложила в этот сундук. Та самая голубая
юбка с алыми цветами, и высокий бархатный корсаж, и белая рубашонка с широкими
кружевными рукавами, и тонкий платок, кокетливо стянувший бедра. Все, что
осталось ей на память… Конечно, она постарается не попадаться на глаза мерзкому
Барбаруссе, однако поглядеть на Григория ей не помешает никакая сила! А если
повезет и они невзначай столкнутся в каком-нибудь узком переходе, он увидит на
Троянде этот наряд и, может быть, поймет… О том, что должен понять Григорий,
лучше было не думать, не терзать себя. Не для нее он! Не для нее! Но хоть
увидеть в последний раз… хоть взглянуть разочек!
Торопливо одевшись и заплетя волосы в косу, Троянда
выскользнула из комнаты и со всех ног понеслась к кабинету Аретино, надеясь
затаиться где-нибудь за пологом.
Ей не повезло: русские уже прибыли, и подходы к кабинету
охраняли несколько bravi. Троянда отошла под прикрытие портьер, размышляя, дал
ли им Аретино какие-нибудь указания на ее счет. Скорее всего он строго-настрого
велел вообще никого не подпускать к кабинету, и ее бесцеремонно отправят
восвояси. Конечно, попробовать можно: за спрос, как говорил Прокопий, денег не
берут!
Она только-только надела на лицо самую обольстительную из
своих улыбок и с беспечным видом приготовилась подойти к bravi, как вдруг из
кабинета вышел оживленный Аретино.
– Все тихо? – спросил он, понизив голос.
