Цыганки спокойно наблюдали.
– Можно попросить водички? – спросила цыганка постарше.
– А может, чаю? – предложила Ланочка.
– Спасибо, дай бог тебе здоровья…
Ланочка отправилась на кухню. Цыганки были славные. Кочуют или оседлые – не имеет значения. Люди как люди, и им свойственно испытывать голод и жажду.
Ланочка сделала бутерброды. Заварила чай. Составила все на поднос и принесла в комнату.
Цыганки почему-то передумали пить чай, сказали, что опаздывают и поторопились покинуть помещение. Хлопнула дверь.
Ланочка слегка удивилась, села к столу и стала в одиночестве поедать свои бутерброды: с селедочным паштетом и с докторской колбасой. Раньше, при Брежневе, колбаса была лучше. Она пахла чесночком, а эта не пахнет ничем. Без запаха и вкуса.
Лана съела два бутерброда, потянулась за третьим и вдруг увидела, что тайничок раскрыт на два сантиметра. Лана медленно поднялась на ватных ногах, заглянула в тайничок. Он был пуст. Исчез конверт с ее деньгами и Людкины евро.
Сколько их было? Ланочка не помнила. Может быть, пятьсот? Но это вряд ли. Пятьсот евро не прячут в тайник. Такую купюру можно оставить в кошельке. Значит, пять тысяч одной бумажкой. Это почти четверть миллиона русскими деньгами.
Ланочка кинулась на улицу, чтобы остановить цыганок. Но где их найдешь в людском муравейнике…
Рыдая, она вернулась домой. Стала звонить сыну в Германию.
Сын выслушал и спросил:
– Кто же приводит цыганок в дом?
– А они что, не люди? – удивилась Лана.
– С тобой все ясно, – понял сын. – Пять тысяч я тебе дать не могу, а три дам. Перешлю с Сашей, он завтра летит в Москву.
– Саша Коган? – уточнила Лана.
– Нет. Не Коган.
– А кто?
– Какая тебе разница. Ты все равно его не знаешь…
Сын был молодой и сильный. Его раздражал тормоз матери. У молодых другая скорость.
Шубы цыганки великодушно оставили, но к ним было противно прикасаться, и Лана не понимала, что с ними делать.
Незнакомый Саша привез три тысячи евро. Не хватало еще двух.
Ланочка приехала ко мне домой, рассказала свою историю про цыганок. В ее пересказе цыганки выглядели отнюдь не зловещими.
– Они свободные люди, – объяснила Лана. – Одеваются как хотят и делают что хотят. Полная независимость от общественного мнения.
– Они тебя обокрали, – напомнила я.
– Они же не виноваты, что у них такие понятия. Им работать западло, а есть надо.
Слова «западло» и «понятия» перешли из лексикона бандитов. Перешли и укрепились. Интеллигенция вовсю пользуется бандитской терминологией.
Я вспомнила, как эстрадная певица-цыганка сказала мне однажды: «Меня невозможно провести вокруг пальца. Я – как речка. Меня невозможно обмануть».
Цыгане – речка. Текут себе. Я не берусь их обсуждать. И другим не советую. Это не нашего ума дело. Раз они есть такие, значит, должны быть зачем-то. Бог ничего не делает просто так. Может быть, их манера кочевать означает: ни к чему не прирастать. Не обзаводиться собственностью, не зависеть от нее. Вариант существования. Они не уважают собственность, поэтому легко воруют.
Я вынесла Лане две тысячи евро.
– Не знаю, когда отдам, – созналась она. – Может, через год.
– Не волнуйся, – успокоила я. – Деньги любят сквознячок.
– В каком смысле?
– Уходят, приходят. Свежий ветер. А если их не одалживать, они лежат и протухают.
Ланочка задумалась. Почему-то погрустнела. В радости всегда есть доля грусти, как в дорогих духах – отдаленный запах тления.
Когда-то Ланочка произнесла: «Давай не портить дружбу».
Мы ее не портили, не прерывали и не испытывали. Дружба стояла и стоит, как бетон высшей марки, и от времени только набирает крепость.
Ланочка присоединила деньги сына к моим и положила в сбербанк. Она боялась держать их дома. Цыганки могли вернуться, почему бы и нет? Адрес они знают, с хозяйкой знакомы. Заявятся в гости к своим бутербродам.
Далее Ланочка позвонила Людке и назначила ей встречу в сбербанке.
Людка ничего не поняла, но в сбербанк пришла.
Кассир, молодой парень в круглых очках, снял со счета Ланочки требуемую сумму. Это были десять красивых синих купюр.
– Ты мне давала пять тысяч евро одной бумажкой, – учительским тоном сообщила Лана. – И больше мне ничего не приноси.
– Пять тысяч евро не бывает одной бумажкой, – вмешался кассир. – Самая старшая купюра 500 евро.
Лана застыла как соляной столб. Ей открылась истина: в тайнике лежали пятьсот евро одной бумажкой. Она просто забыла. Склероз подсказал ей лишний ноль.
Видимо, в минуты потрясений что-то происходит с мышцами лица – и челюсть отвисает. Пока Лана стояла, отвесив варежку, Людка цапнула из ее рук все десять купюр и пошла к выходу.
– Люда! – вскричала Лана. – Ты оставляла у меня пятьсот евро…
Последние слова ударились Людке в спину. Людка не обернулась, открыла входную дверь и испарилась вместе с деньгами. Как цыганка. Была и нет.
Ланочка зарыдала в голос. Кассир сочувственно смотрел на нее сквозь круглые очки Гарри Поттера.
– Вы давно знаете эту женщину? – спросил кассир.
– Сорок лет, – ответила Лана.
– Жесть, – отозвался кассир.
– А что делать?
– Ничего. Пипец.
Жесть и пипец. Эти слова перешли из молодежного сленга.
Слепая от слез Ланочка вернулась домой. Необходимо было выговориться. Она позвонила мне. Кому же еще?
Я выслушала и сказала:
– Я позвоню Людке. Я ее опозорю.
– Не надо, – испугалась Лана.
– Почему?
– Мы же не знаем, что ее заставило… А вдруг деньги нужны на внука…
– Могла бы и попросить. Зачем же грабить среди бела дня…
– Может быть, она не могла поступить иначе, – предположила Лана.
– Она просто сука, – объяснила я. – Пользуется тем, что у тебя мозги отлетели.
– А что делать?
– Набить ей рожу.
– А кто будет бить? Я? Ты?
– Никто не будет, – хмуро сказала я. – Мы ее просто забудем.
– Как тяжело…
Лана глухо замолчала, я догадалась, что она плачет.
– Не расстраивайся из-за денег.
– Я не из-за денег. Я из-за Люды. Какая жестокая жизнь. Она заставляет людей терять свое лицо.
