* * *
Подиум утонул в клубах разноцветного дыма, а когда дым поредел, то оказалось, что ни Кати, ни страшненького блондина на сцене больше нет. Дети Ши впали в полный экстаз. Они орали и приплясывали, как ненормальные…
Дима вполголоса ругался, Лейка ревела, но никто не обращал на них внимания. Равнодушные охранники довольно грубо отпихивали беснующихся «детишек», но те словно бы и не замечали этого.
Впрочем, оказалось, что для Лейки с Димой все неприятности кончились.
Спустя несколько минут охранники вывели их из зала.
Снаружи ждала Карина.
– Эдуард Георгиевич велел их отпустить,– сказала она.
– Но он сам… – попытался возразить старший секьюрити.
– Он сам слишком занят, чтобы заниматься такой ерундой! – перебила Карина.– Вот, возьми, он просил передать… – Карина сунула охраннику свернутые в трубочку деньги.
Секьюрити переглянулись и синхронно кивнули.
– Люблю я музеи,– говорила Карина, возглавлявшая их маленькую процессию.– Меня всегда забавляло, как люди пытаются сохранить время. Я вот подумываю: не начать ли мне собирать коллекцию людей, которые мне особенно нравились. Выставлю у себя в салоне. Вечная красота, и красота на один вечер. Согласитесь, если бы человеческая жизнь была вечной и не исчезала в один прекрасный день, подобно росе или дыму, в ней не было бы никакого очарования. Так сказал один японец несколько сотен лет назад. Забавно, что эта мысль пришла в голову именно смертному…
Дима слушал журчание Карининого голоса, не понимая, что она говорит. Но он догадывался – почему. Ей страшно. Так же, как и ему.
Дима посмотрел на зареванную Лейку и подумал: несмотря на то что с Лейкой он знаком с первого класса, эта красивая умная женщина, даже и не женщина на самом деле, а вообще неизвестно что,– ему ближе, чем одноклассница. Диме хотелось слушать Карину, смотреть на нее, коснуться…
Лейка больно пихнула его локтем.
– Что ты на нее пялишься, как идиот? – зашипела она.– Она – предательница…
– Заткнись, дура! – зашипел в ответ Дима.– Она нас спасает, не понимаешь, что ли? – И увидел, как Карина на секунду приостановилась. Черт, он совсем забыл, какой у них слух.
Пришли. Карина кивнула охранникам и, неожиданно для Димы, коснулась губами его щеки:
– Забудь всё,– шепнула она.– Прощай.
Повернулась и пошла через холл, грациозная, как балерина… И чем-то очень похожая на Катю.
Вспомнив о Кате, Дима скрипнул зубами. Карина мгновенно стала чужой. Спасибо ей, конечно, но никаких «прощай» и «забудь». «I'll be back!» – как любил говорить губернатор Калифорнии.
Охранник снял с Димы наручники.
– Гуляйте, молодежь,– напутствовал он, закрывая входную дверь.– Больше не попадайтесь.
Они оказались на ночной улице.
Лейка всхлипнула.
– Не скули! – буркнул Дима.– Без толку.
– Но там… Карлссон… И Катя…
– Вот именно! Надо не реветь, а думать, что делать!
– А что теперь делать? – Лейка изо всех сил старалась опять не разрыдаться.
– Для начала – попасть внутрь!
– Ты с ума сошел? – Лейка даже всхлипывать перестала.– Там же…
– Там Катя. И Карлссон,– твердо сказал Дима.– И я их там не оставлю!
– А что ты можешь? – недоверчиво проговорила Лейка.– Тебя стукнут разок – ты и упадешь!
– Ну да, я не Стивен Сигал! – раздраженно бросил Дима.– У меня мозги, а не кулаки. Кулаки вон у твоего Карлссона есть. И что, помогли они ему? Не реви, я сказал! Ты вообще можешь домой отправляться!
– А ты?
– А я попытаюсь пробраться внутрь и освободить Карлссона.
– Интересно, как?
– Сам еще не знаю
– Ничего ты не знаешь! – сердито выкрикнула Лейка.– Толку от тебя…
– Не ори! – перебил ее Дима.– Кое-что я все-таки знаю.
– Например?
– Например, код замка на двери в подвал. Я его запомнил…
Глава пятьдесят первая,
в которой Катя видит чужой сон, а Лейка
с Димой снова оказываются в подвале
Прибегает тролленок к маме, плачет.
«Мама, мама, я нечаянно в носу поковырялся, и теперь у меня всё боли-ит!»
«Как это – всё?» – удивляется троллиха.
«Всё! Где ни потрогаю – боли-ит!»
«А-а-а… – говорит троллиха, обследовав сына.– Не плачь. К вечеру все пройдет. Это у тебя просто пальчик сломан».
Сон пришел к Кате, и это был чужой сон. Чужой жуткий лес с голыми корявыми деревьями. Не день и не ночь. Сумерки без теней, пронзительно-щемящее чувство – словно теряешь нечто очень-очень важное, без чего – всё, край, жизнь без смысла, теряешь именно сейчас в это самое мгновение… Силишься вспомнить – что? И не можешь. Ускользает…
Хотелось куда-то бежать и одновременно – свернуться клубком, зарыться в синевато-серые опавшие листья цвета мокрого пепла, которые устилали землю до кромки воды.
Катя шагнула вперед… Не шагнула, перетекла между голыми, не отбрасывающими теней деревьями – к озеру. Ноги утонули в листве, как в снегу. Берег был почти плоским, а вода – кристально-чистой, мелкой. Под ней тоже были листья.
Катя подняла голову. Над озером плыли прозрачные, как дым, клочья тумана. А в этом тумане…
Колеблющийся, как сам туман, силуэт обнаженной женщины с длинными белыми с синевой волосами. Дивной красоты лицо дрожало и расплывалось… Но оно было живым!
Катино сердце пропустило удар, когда ее взгляд встретился со взглядом, исполненным такой пронзительной нежности и печали…
Катя сделала шаг (на этот раз – шаг), вошла в воду, но не ощутила ее. А потом внезапно ушла вниз, погрузилась по пояс… И поняла, что удивительный призрак смотрит не на нее, а на то, что за ней.
Катя не обернулась. Она чудесным образом обрела круговое зрение и увидела двоих. Эти не были призраками, хотя тоже ощущались как нечто бесплотное. Их лица тоже как будто «плыли», постоянно меняли черты…
Двое смотрели на женщину. Один – с нескрываемой болью, другой – с ужасом, жалостью… и завистью. Катя понимала, чтo они чувствуют. Вернее, ей словно бы кто-то говорил: боль, жалость, зависть, ревность…
– Ты не можешь ее любить… – Эти слова, лишенные голоса, принадлежали тому, кто завидовал.
– Это не любовь… – Лицо второго на мгновение обрело постоянство облика, и Катя узнала беловолосого.
Он неотрывно глядел на женщину, а она – на него.
– Это – больше,– уронил беловолосый.
Первый содрогнулся от боли, которую причинили ему эти слова.
