«Потрясающе и очень тревожно», – подумала Эстрелла. В непонятной связи между Эсперо и Тихо ей чудилось что-то смутно опасное. Что-то такое, чего не могли разглядеть она и остальные лошади. Может быть, мальчишка заколдовал коня?
Она услышала, как Корасон шепнула на ухо Анжеле:
– Брухо!
Этого испанского слова Эстрелла не знала. Она повернулась к кобылам:
– Что это значит?
– Брухо – это чародей, дьявол, – ответила Анжела, прищуренными глазами наблюдая за представлением, которое устраивали мальчик и жеребец.
– Он что, наложил на Эсперо заклятье? – спросила Эстрелла.
– Такое впечатление, что да, – с дрожью в голосе ответила Корасон. – Это магия. Черная магия.
От этих слов сердце Эстреллы пронзило ледяной иглой.
* * *
Лошади не понимали, что происходит, и явно нервничали. Тихо и Йязз смотрели, как они собрались тесным кружком, как нередко поступают животные зимой, в метель, поворачиваясь крупами к холодному ветру.
– Я им точно не понравился, – сказал Тихо.
– Спокойно. Пусть они к тебе привыкнут, – ответила Йязз.
– Думаешь, у меня есть на это время? – Ему не хотелось говорить об этом, но он чувствовал, что лошадиные табуны и человеческие кланы, видимо, не сильно отличаются друг от друга. И у тех, и у других есть правила и предрассудки. Возможно, идея изначально была обречена на провал. Глупо думать, что он найдет дом среди лошадей, если он не смог найти его даже среди людей. Куда же ему теперь идти?
– Дело не только в тебе, Тихо, – сказала Йязз. – Они и меня обсуждают. – Мулица почти не слышала, о чем говорят лошади, но угадала тему их разговора по взглядам, которые на нее бросали. Йязз наклонила голову, подошла чуть ближе и навострила свои удивительные уши – вдвое длиннее, чем у любой лошади.
– Мне это не нравится, – говорил тем временем Бобтейл. – Совсем не нравится. Мальчик очень странный, да еще и мулица… Вы же знаете, какие они, эти мулы. – Он повернулся к Корасон.
– Ну да, они… они точно не нашего…
– Круга, – закончила за нее Анжела.
– Они неотесанные, – сказал Бобтейл.
– Йязз очень умная, – возразил Эсперо.
– Мулица – умная? – усомнился Аррьеро.
– Да, Аррьеро! – резко выдохнул Эсперо. Подумать только, он невыносимо долго стремился воссоединиться с Первым Табуном, но все оказалось совсем не так, как ожидалось.
Жеребец повернулся к Эстрелле.
Та не решалась посмотреть ему в глаза и, хотя знала, что он все равно не сможет ее толком разглядеть, боролась с желанием прижать в его присутствии уши. Она боялась не его. Она боялась странных существ, что пришли с ним.
– А ты что скажешь, Эстрелла?
– Мне кажется, мальчик какой-то странный, и я… я боюсь, что он… наложил заклятье на тебя и на мулицу, поэтому и может на вас ездить.
– Что? – Эсперо чуть не упал с копыт от удивления: он считал, что уж кому-кому, а ему точно известно, как молодая лошадка думает. Он видел, как вечером накануне пожара в каньоне койот заманил Эстреллу в кусты, где росло особое растение – флора лока. Кобылка на время потеряла рассудок, и в лихорадочных грезах ей примерещилось, что койот – это ее мать Перлина.
Эстрелла задрожала и стала нервно рыть копытом землю. Она не хотела вспоминать о том, что тогда случилось, о том, как глупо она себя повела. А теперь ко всему прочему малышка совершенно не знала, что ответить Эсперо. Ей было невыносимо даже представить, что Эсперо плохо думает о ней. К тому же, если бы не этот мальчик, она никогда бы снова не встретилась со старым другом.
– Послушайте все, – сказал Грулло. – Мы не должны забывать о том, что мальчик помог Эсперо. Он заменил ему глаза. Кто знает, что могло бы случиться, если бы они не встретились? – Он фыркнул и вскинул голову. – Поэтому, прежде чем говорить «нет» мальчику и мулице, мы должны дать им шанс. Пусть они хотя бы какое-то время побудут с нами.
– Где один человек, там может оказаться и много, – возразил Бобтейл.
– Мы должны попытаться, – убежденно отозвался Грулло.
Все повернулись к Эстрелле, ожидая ее решения, и молодая лошадка снова обнаружила себя в совершенно невыносимом положении. Мальчик заставлял ее нервничать: его запах, его движения – все вызывало в ней воспоминания об ужасных людях, которые оставили ее мать погибать в океане. Но она понимала, что, изгнав его, тем самым предаст Эсперо, своего лучшего друга в целом мире. «Пусть пока остается. А потом мы решим, что лучше».
Несмотря на то что говорил Грулло, лошади Первого Табуна не спешили принимать новоприбывших за своих. После обеда, когда солнце стояло еще высоко, они остановились, чтобы немного отдохнуть под раскидистыми кронами трех тополей. Табун намеренно расположился так, чтобы мулица и Тихо остались за пределами группы.
– Иди к нам, – позвала Анжела Эсперо. – Здесь, в тени, прохладнее. Осенние дни еще бывают очень даже жаркими.
– Нет, спасибо, – ответил Эсперо. – Я лучше останусь здесь.
Тихо потянулся и потрепал его по шее:
– Можешь идти.
Жеребец тихонько заржал в ответ:
– Мне с тобой больше нравится.
Простые слова – «мне с тобой больше нравится» – вспыхнули в голове Тихо как самые яркие звезды. Мальчик однажды уже попрощался с самым дорогим ему человеком, Гару, и попрощаться с Эсперо было бы для него невыносимо.
Глава одиннадцатая
«Он назовет тебя Пегасусом»
Эль-Миэдо со скотом и людьми двигался на север, восседая на новом великолепном скакуне Эль-Нобле. Они вступили на территорию пум, и животные нервничали – все, кроме его прекрасного коня. Казалось, Эль-Нобле ничто не могло испугать. Он, конечно, тоже чуял пум, но они были ему не страшны. Он уже сражался с ними и победил с помощью Койота, когда путешествовал с Асуль, двумя кобылами и маленькой Лурдес.
На самом деле пумы просто знали, что жеребец с Койотом заодно, а Койота они боялись, несмотря на всю свою хитрость, ловкость и силу.
«Все складывается как нельзя лучше», – думал Пегасус, вышагивая по широкой равнине, пересеченной двумя реками. Когда он глядел на серебристую траву, которая, дрожа, расступалась перед ними, ему казалось, что сама местность преклоняется перед их с Эль-Миэдо властью. Они вели за собой пять сотен людей, восемьдесят три повозки, двадцать четыре мула и почти шесть сотен лошадей. Все эти люди и животные как будто сливались в единое громадное существо, мощную природную силу, наступавшую на равнину, словно неукротимый морской прилив.
Койот привел Пегасуса к Эль-Миэдо, и Эль-Миэдо сразу же разглядел его исключительность и благородство.
Жеребцу хотелось, чтобы те жалкие лошади из Первого Табуна видели его сейчас. Они не захотели, чтобы он стал их вожаком, предпочтя ему мелочь, девчонку Эстреллу. Она ничегошеньки не знала о жизни, но они все равно в нее поверили. Но он-то знал, что ее родословная ни в какое сравнение не шла с его по древности и чистоте крови. Ее мать была серебристо-серой, и ее, как и многих лошадей такой масти, считали обладательницей Древнего Глаза, или Глаза Времени. Все это, конечно, полная ерунда. Но другие в это верили.
