* * *
Вернувшийся через полчаса Данилов рассказал, что после деревни он все же заехал в город. Обстановка там за прошедший день осложнилась. Аварийная ситуация перешла на новый уровень. Ни городские службы, ни прибывшие из Москвы большие чины МЧС пока не могли ничего сделать. Силовые структуры тоже не справлялись. Мародерство и грабежи поползли по всему городу. Люди громили торговые точки, запасаясь продуктами, теплыми вещами и вообще всем, что попадало под руку. На одной из окраин в считаные минуты разнесли целый склад с промышленной теплоизоляцией. Защитные плиты из минеральной ваты вывозили на грузовиках.
– Быстро организовался народ, – сказал Данилов, стоя посреди усеянной стеклом гостиной и отхлебывая обжигающий чай из огромной кружки. – Завтра наверняка уже где-нибудь торговать всем этим начнут.
По поводу испорченного дивана и спавшего на нем пса он промолчал. На секунду задержал на нем взгляд, но заговорил о другом.
– Без необходимости на улицу никто не выходит. Остаемся в доме. На внешние сигналы не реагируем. Двери никому не открывать. Я завтра оставлю тут человека – он будет принимать все решения.
– Какие решения? – спросила Зинаида.
– Кого впускать, а кого нет. И кому можно доверить оружие.
Данилов посмотрел на мрачного, глядевшего исподлобья Тёму, но тот ничего не сказал.
Поздно вечером к Филе в комнату проскользнула Рита. Возможно, она просто хотела поговорить, обсудить то, что произошло с ними в городе, или посоветоваться насчет своих явно запутанных отношений с Даниловым и Тёмой, но Филя ничего этого узнать не успел. Прежде чем он о чем-то подумал, взглянув на трогательную пижамку, которая торчала из-под длинного вязаного кардигана, тело его вскочило с кровати, развернуло опешившую Риту на сто восемьдесят градусов и вытолкнуло ее из комнаты.
Стоя у закрытой двери и прислушиваясь к тому, что за ней происходит, Филя подивился реакции своего оказавшегося таким вдруг активным туловища, но возвращать Риту не стал. Он подождал, когда за дверью стихнет ее гневное сопение, и лишь после этого выглянул в коридор.
В доме, очевидно, все уже спали. Свет горел только на первом этаже. Впрочем, это был даже не свет, а его тусклые остатки. Филя натянул брюки и полуголый вышел из комнаты. Постояв на лестнице, он прислушался – в доме царила абсолютная тишина. В батареях и трубах отопления время от времени что-то пощелкивало, но живых, органических звуков Филя не уловил. Всё, что могло думать, злиться, смешить, ненавидеть, пугать, радовать и, главное, разочаровывать, – всё это притихло и спряталось по своим углам.
Филя, осторожно ступая, спустился по лестнице и вошел в гостиную, освещенную только оранжевой спиралью обогревателя. Ковер у дивана по-прежнему был усеян стеклом. Осколки горели и переливались оранжевыми бликами, из-за которых ковер будто расцвел странными живыми цветами. Над этим внезапным великолепием в полутьме дивана лежал покалеченный Филей и Ритой пес. Почуяв присутствие человека, он открыл заблестевший оранжевым глаз, но головы не поднял. Подобно самостоятельному существу этот глаз жил своей жизнью и двигался, следуя за Филиными перемещениями по ковру. Обуться тот не успел, поэтому старался не наступить босыми ногами на сверкающие осколки. В гостиной было заметно прохладней, чем наверху, и по голой филипповской спине уже бежали мурашки.
Подняться в темноте по лестнице с тяжелым псом на руках оказалось непросто. Пару раз Филя запнулся и едва не потерял равновесие, больно ударившись большим пальцем сначала правой, а затем левой ноги о высокую ступеньку. Пес эти сотрясения, очевидно, тоже воспринимал довольно болезненно и оба раза прихватывал Филю зубами за голое плечо, не очень сильно сжимая при этом челюсти, но все же давая понять, что больше так делать не надо.
У шкафа, рядом с которым Филя положил пса в своей комнате, было теплее всего. Чтобы выяснить это, он минуту, наверное, ходил из угла в угол с ним на руках, и в итоге босые ступни подсказали, где будет лучше. Оказавшись наконец на полу, пес громко зевнул, фыркнул и закрыл глаза. Переезд в теплую комнату утомил его.
Проснувшись через пару часов от звуков странной возни, Филя увидел в темноте чей-то силуэт, сидящий на корточках перед псом. Кроме демона пустоты, запропастившегося вчера куда-то на целый день, сидеть посреди ночи у него в комнате вот так вот на корточках было некому.
– Отошел от собаки, – перехваченным спросонья голосом потребовал Филя. – Она мне нужна.
Силуэт обернулся и заговорил Тёминым голосом:
– Лучше бы вы меня вместо нее сбили.
– Тёма? – Филя приподнялся в кровати. – Ты чего? Лунатишь?
– Данилов сказал, что Рита с ним переспала.
Филя глубоко вздохнул и уселся на постели.
– Слушай, давай завтра, – сказал он после долгой паузы. – У меня дело одно очень важное… Надо выспаться. Хочешь, утром поедем со мной?
– Хочу.
– Вот и договорились.
Они помолчали еще немного.
– А можно я собаку к себе унесу?
– Нет.
Во второй раз Филя проснулся от выстрелов за окном. Вынырнув судорожно из сна, задохнувшись и хватая что-то перед собой руками, он успел испугаться, но тут же решил, что выстрелы ему приснились. В следующее мгновение прямо под окном бабахнул еще один.
Филя притаился под одеялом и на время перестал дышать. Никаких звуков с улицы больше не доносилось. Он ждал минут десять, думая, что надо, наверное, встать и выглянуть из окна, однако потом незаметно уснул. Больше до самого утра его ничего не беспокоило.
– А кто стрелял ночью? – спросил он, спустившись в гостиную, где в половине восьмого уже собрались все обитатели дома.
– Это мои люди были, – ответил Данилов, на секунду повернув голову от телевизора. – Мародеров отпугивали.
Филя обвел взглядом собравшихся в большой комнате. Все напряженно слушали новости о положении в городе.
– Работает вещание, – сказал Филя. – Значит, не так всё страшно.
На его слова никто не ответил. Только Тёма посмотрел в его сторону. Диктор начала зачитывать сводку погоды.
– По всей территории республики температура значительно ниже нормы. В Анабарском, Булунском и Верхоянском улусах до минус пятидесяти. В столице республики – минус сорок четыре…
– Господи, мы как в романе Агаты Кристи, – всхлипнула Зина.
– Перестань, – тут же откликнулся Павлик. – Агата Кристи писала исключительно в жанре детектива, тогда как наша ситуация – это скорее роман-катастрофа. Если быть абсолютно точным, у нее имеется шесть недетективных романов, но они были написаны под псевдонимом «Мэри Уэстмакотт», поэтому, технически говоря…
– Павлик, не надо больше, я умоляю, – взвился голос его жены. – Ты ведь понимаешь, о чем я. Мы отрезаны от мира, вокруг уже начались убийства, нам отсюда не выбраться…
