— Ты свободен.
— А суп?
Она рассмеялась и шутливо стукнула брата кулаком по макушке.
— Вот что я думаю. Скажи Бойлу, что мне скоро понадобится Мира. Примерно… — Брэнна посмотрела на солнце, прикидывая время. — В три часа будет в самый раз. А остальные чтоб раньше половины седьмого не показывались! Будет тебе и суп, и салат из рукколы — пошлю Айону нарвать с грядки. А еще черный хлеб и торт с кремом.
— Торт? По какому случаю?
— Устроим кейли
[11]
, что-то у нас давно праздника не было.
Коннор встал и вытер руки о штанины.
— Не боишься, что я сделаю вывод, что мне надо чаще впадать в меланхолию?
— В другой раз не прокатит. Иди же убери эту картошку, найди своего ястреба и возвращайся в половине седьмого.
— Слушаюсь. Спасибо!
Брэнна вернулась к работе, нарвала еще помидоров, ведь теперь предстояло варить суп на шестерых, и, дождавшись ухода Коннора, повернулась к Айоне.
— Он еще не знает, — проговорила та. — Если бы знал — сказал бы. Тебе в первую очередь. А пока… Пока он еще сам не знает, что полюбил.
— Не знает, но на пути к тому. Естественно, он любил ее с детства, но, чтобы понять, что это любовь совсем не того сорта, чем та, какую он себе позволял, требуется время.
Брэнна посмотрела на дом, думая о брате и о Мире.
— Она единственная женщина, с кем он хотел бы жить вместе, причем до конца дней. У него бывали увлечения, кто-то даже трогал его сердце, но разбить его может только Мира.
— Она не разобьет.
— Она его любит. Всегда любила. Он единственный мужчина, с кем она хотела бы жить вместе, причем до конца дней. — Она процитировала сама себя. — Но у нее нет такой, как у него, веры в любовь, в ее могущество. Если у нее получится доверять себе и ему — они поладят. Если нет — она разобьет сердце ему и себе.
— А я вот верю в любовь и ее могущество. И уверена, что при наличии выбора Мира потянется к любви, станет за нее держаться и будет ею изо всех сил дорожить.
— Я тоже на это очень и очень надеюсь. — Брэнна вздохнула. — А пока что эти двое еще даже не поняли, почему ни с кем другим им никогда не было так хорошо, как друг с другом. Сердце — штука необузданная и загадочная. — Она помолчала. — А теперь давай отнесем все это в дом и хорошенько отмоем. Я покажу, как варить суп, а потом закрутим несколько банок, пока не явилась Мира. Сколько успеем.
Мира явилась вовремя и не в духе.
Пройдя на кухню, она приняла воинственную позу и хмуро оглядела остывающие на столе сверкающие банки с яркими овощами и кипящий на плите суп.
— Как это понимать? Если ты позвала меня заниматься заготовками — могу тебя сильно разочаровать. Я сегодня уже напахалась.
— Мы почти закончили, — примирительно ответила Брэнна.
— Вы как хотите, а я — пива! — объявила Мира, прошла к холодильнику и достала себе бутылку «Смитикса»
[12]
.
— На конюшне все в порядке? — поинтересовалась Айона.
Мира ощерилась.
— В порядке?! Ну да, конечно, более чем. В такой летний день, да еще в конце октября, каждая собака в радиусе пятидесяти километров решила, что лучшего не придумать, как прокатиться верхом. Тут так: или группу веди — или скреби, седлай, расседлывай и все остальное.
Она поболтала бутылкой в воздухе и откупорила крышку.
— Да еще этот Цезарь… Удумал, видишь ли, куснуть Руфуса в круп, и это после того, как я специально наказала этой испанской дамочке держать между лошадьми дистанцию. И вот у меня на руках бьющаяся в истерике особа, причем все по-испански, так что понять ничего невозможно, к тому же половина негодования выражается жестикуляцией, и поводья летают во все стороны, из чего Цезарь заключает, что наездница хочет пустить его в галоп.
— О боже! — Айона хотела выразить сочувствие, но не удержалась и фыркнула.
— Ну конечно! Тебе весело!
— Самую малость. Я знаю, ты не подпустила бы ее к Цезарю, не будь она опытной наездницей. А значит, что? Значит, все в порядке.
— Она хоть и истеричка, но в седле — чистый конкистадор, и есть у меня даже подозрение, что галоп она задумала с самого начала. К счастью, я была на твоем Аластаре и легко ее догнала. У нее, мерзавки, рот до ушей, хоть она и попыталась свалить с больной головы на здоровую, когда я ухватилась за поводья и как следует натянула их. И честное слово… — Мира сделала многозначительный жест. — Богом клянусь: эти два жеребца от души хохотали над происшествием. — Она решительно отхлебнула пива. — А потом у меня еще были пятеро подростков. Пять девиц, если быть точнее. И об этом я лучше умолчу, иначе у меня самой начнется испанская истерика. А ты… — Она с укором ткнула в Айону пальцем. — Ты наслаждаешься выходным днем и резвишься в садике. Еще бы! Ты же с самим боссом спишь!
— Какая я безнравственная!
— И я о том же. — Мира глотнула еще. — Вот почему я не намерена делать никакой работы в саду или на кухне, а если опять надо мудрить над зельями или заклинаниями, то гоните еще пива!
Брэнна обернулась на банки, откуда раздались три негромких хлопка — верный признак герметизации.
— Хороший звук. Все, на сегодня с делами покончено! У нас выходной.
На этот раз Мира пила не спеша.
— Что это у нас с Брэнной? Саму заколдовали? — повернулась она к Айоне. — Или к вискарику приложилась?
— Не то и не другое, но виски будет, только позже. У нас сегодня кейли.
— Кейли?
— Мы собрали первый урожай и сделали первую партию заготовок. И у нас в конце октября выдался настоящий летний денек. — Брэнна вытерла руки, отложила тряпку. — Так что давай, Мира, распевайся и готовь свои танцевальные туфли. Я настроена повеселиться на славу.
— Ты уверена, что колдовство тут ни при чем?
— Мы работали, тревожились. Строили планы и обдумывали свои действия. Настало время развлечься. Будем надеяться, что он нашу музыку услышит и у него завянут уши.
— Против этого мне возразить нечего. — Мира глотнула еще пива, теперь уже в задумчивости. — Не хочу портить тебе настроение, оно у тебя нечасто такое бывает, но должна сказать, что сегодня я видела его дважды. Точнее — его тень. В первый раз это была тень мужчины, потом — волка. Он только наблюдал, больше ничего. Но этого достаточно, чтобы поиграть на нервах.
— На то и расчет. А мы покажем, что он не может испортить нам жизнь. И по сему поводу я приглашаю вас обеих наверх.