Диего вздрогнул.
– Он не выпустит ее из своих рук – зачем? – твердо заявил элементаль-перевертыш. – И всегда будет шантажировать тебя ее жизнью, принуждая к сотрудничеству. Нравится тебе такой вид рабства?
Муж тихо охнул и сгорбился.
Мадхукар продолжал напирать, ударяя по больным точкам:
– Эйден сам по себе неплох и вполне на своем месте. Но политика – штука беспринципная! От покорных личных рабов, готовых по твоему первому знаку делать ВСЕ – убивать, запугивать, калечить, – ни один политик по своей воле не откажется.
Я мысленно с ним согласилась. Вольдемар тому прямое подтверждение. Ведь Эйден знал, не мог не знать, что я не имею права заниматься этим делом, но легко наплевал на существующие законы. Власть сильно развращает, да еще такая!
– А тут была она одна, – безжалостно продолжал Мадхукар. – А стало двое, сильных и обученных, готовых ради любви друг к другу на все! Муж и жена, палач и ликвидатор! И оба у него в кулаке. – Покачал головой в традиционной восточной манере, словно фарфоровый китайский мандарин, и поцокал языком, приговаривая: – Как удобно!
– Но это значит… – осторожно начал говорить муж, поворачиваясь ко мне.
– Это значит, – тихо сказала я, принимая окончательное решение, – что мы будем жить скромно и незаметно. Далеко отсюда. И все наши родные и любимые будут навещать нас время от времени, оберегая нашу тайну.
– Ты никогда не сможешь вернуться на родину, – печально предостерег Диего.
– Родина – там, где сердце, – сказала я, обнимая мужа. – А мое сердце с вами.
– Почему ты помогаешь нам? – обратился Диего к Мадхукару. – Что тебе с того?
– Люблю сильных женщин, – подмигнул мне индус, исчезая с джиннией. – Красота правит миром, делая его лучше…
Эпилог
– О чем думаешь, любимая? – склонился надо мной Диего, поглаживая по животу.
– Вспоминаю джиннию, – честно ответила я, прислушиваясь к стуку кастрюльных крышек на кухне. – У Натки снова плохое настроение?
– Наоборот, – ухмыльнулся муж, укрывая мои ноги пледом и присаживаясь на пол около моего кресла. Подсунул под ласкающие руки жены свою кудлатую башку и сообщил с довольным видом, откидываясь затылком на мои колени: – Они с Карой решили приготовить тебе фруктовый сок.
– И как успехи? – засмеялась я, запуская руки в его буйную шевелюру. – Кухня еще цела?
– Пока – да, – поймал мою ладонь любимый и поцеловал каждый пальчик. – Но запас фруктов уже истощился. Наша дочь решила, что в косточках тоже есть витамины, и ломает уже вторую соковыжималку. Первые две благополучно крякнулись, не разродившись соком.
– Не смеши меня, – попросила я. – А то я сейчас сама разрожусь.
– Тебе еще два месяца, – успокоил меня Диего, прикладывая ухо к моему животу. – Как там мой сын?
– Почему сразу сын? – фыркнула я, возвращаясь к нашему давнишнему спору. – Может быть – дочь!
– От водных рождаются только мальчики, – в который раз посвятил меня в тонкости воспроизводства тритонов муж.
– А от меня вообще по теории ничего не должно рождаться, – напомнила я ему. – Я – сотворенная.
– Ты – родившаяся заново, – хмыкнул Диего и получил пинок по уху от ребенка. – Драчун!
– Это малыш за маму заступается, – улыбнулась я, поглаживая живот. – Ш-ш-ш, маленький. Папа тебя любит.
– Конечно, люблю, – поцеловал меня в живот муж. – Но ты, как носительница всех стихий, должна знать, что…
– Пока я хочу знать, любимый, – ласково прервала я его, не давая прочесть мне лекцию о совместимости моих водной и воздушной составляющих с его стихией, – что я ношу в себе нашего с тобой ребенка. На данный момент – это предел моих мечтаний. Все остальное – непросто, но… решаемо.
– Я люблю тебя, непросто Мария, – в который раз признался Диего.
– Для тебя – просто Маша, – улыбнулась я ему. – Только никому об этом не говори, чтоб не завидовали.
– И за что мне такое счастье? – тихо спросил Диего, прислоняясь к моим коленям.
– Наверное, за то… – погладила я его кудри, вглядываясь в морскую даль, прекрасно просматриваемую с террасы, где мы сидели. – Что ты понял: для того чтобы преодолеть все невзгоды – нужно кого-то любить…
