Примерно через час после начала торговли рынок накрывала еще одна волна, теперь не звуковая, а волна запахов. На многочисленные жаровни выкладывались фрукты, овощи и мясо. Потоки посетителей сразу же перераспределялись, да и продавцы начинали кооперироваться, кто за чьим товаром присмотрит, пока сосед по прилавку сгоняет к ближайшему «фастфуду».
Островками стабильности в этом хаосе оставались лишь несколько точек. В первую очередь это был центр рыночной площади, где стояли стационарные прилавки под навесами – собственно, в обычное время это и был весь местный рынок. Еще не реагировали на сиюминутные соблазны большие палатки зоны «набережной». В них располагались те самые кабаки, что по ночам были забиты до отказа отдыхающими от дневных забот рядовыми бойцами, а утром, после спешной уборки, становились заведениями для разговоров между авторитетными людьми вроде бригадиров, посредников или крупных дельцов. Ну, и третьим очагом стабильности был, конечно, полевой лагерь Хана, его временная Ставка. Впрочем, к торговой площади она отношения не имела. Просто западная часть внешнего периметра Ставки, состоящего из деревянных «ежей» с натянутой между ними колючей проволокой, была восточной границей рынка.
Почему Хан не отнес резиденцию подальше, можно было только догадываться. Может быть, подчеркивал свое единство с народом? Правители его уровня и склада это любят – мы вместе, хоть и по разные стороны «колючки». Или же Хану было так удобно принимать пополнение. Ведь все приходящие в Михайловку бригады и группы сразу же тянулись к рынку. Получалось, что Хан, не отходя от кассы, мог понаблюдать за ними в естественной, так сказать, обстановке и уж после решить, зачислять их в Орду или отправлять в резервные лагеря на перевоспитание. Третий вариант – прикрытие. Случись непредвиденное, Хан мог мгновенно организовать круговую оборону. Единственное, что в этой версии казалось сомнительным, так это удаленность резиденции от реки. На берегу обороняться было бы удобнее.
Хотя в этом плане у Хана могли иметься свои соображения. Ведь его шатер стоял все-таки не в чистом поле. Центр резиденции со всех сторон прикрывали не только ряды палаток-казарм Ханской гвардии, которые были разбиты вдоль второй линии укреплений, но еще и развалины кирпичных строений промышленного образца – третье, внутреннее кольцо обороны этого миниатюрного укрепрайона. Очень даже возможно, что из бывшей промзоны к реке когда-то шла сливная труба, и немалого диаметра, а теперь на ее месте имелся подземный ход. На эту мысль наводил тот факт, что ворота промежуточного периметра почти не открывались, а шлагбаум внешней линии не поднимался, но патрули в черных касках периодически менялись. Свежие патрульные приходили со стороны речки Вольнянки, выруливали из-за кабацких шатров, а не откуда-нибудь с востока. То есть попадали за периметр они скорее по подземному ходу, а не через запасные ворота.
Обычные пути проникновения на территорию временной Ставки были предназначены для гостей. Прошеным гостям предлагалось проходить через досмотровую зону, а для встречи непрошеных посетителей имелся блокпост с двумя «НСВТ», закрепленными на самодельных станках. Чтобы пулеметы при возможной стрельбе не «козлили», станки были прижаты к земле бетонными блоками. Остальные укрепления были сделаны из мешков с песком и битым кирпичом. Похожим образом были оборудованы позиции стрелков на полосе между первой и второй линиями «колючки».
Слава богу, Голован оказался для охраны временной Ставки гостем если и не особо желанным, то хотя бы знакомым. Более того, на внешнем посту Голован вел себя как большое начальство. Разговаривал спокойно, даже чуть пренебрежительно, шутил смело, а на просьбы показать, что в сумке, или на хлопки по карманам реагировал снисходительно и неспешно. В общем, всеми силами старался показать, что он-то известный бригадир, а вот кто такие бойцы из охраны внешнего периметра, пока неизвестно. И смогут ли они выбиться в серьезные люди, пока большой вопрос. Даже с командиром блокпоста Голован не особо церемонился, хотя по всем понятиям к этому кочевому следовало обращаться уважительно. Он ведь мог дать от ворот поворот даже бригадиру. Без объяснения причин, как это практиковалось в старые времена в американском посольстве. Имел полное право.
«Охранять Хана – это вам не вату сторожить», – якобы с пониманием хохотнул Голован.
Но начальник внешнего блокпоста отнесся к Головану нормально и пропустил его сомнительные шуточки мимо ушей. В чем причина такой лояльности и почему Головану вроде бы отсекли свиту из двух бойцов (которые не особо расстроились и сразу же начали коситься на палатку, в которой торговали жареной кукурузой и брагой), но разрешили провести с собой пленника, выяснилось чуть позже, на втором посту.
Свободные охранники первого рубежа выстроились в каре и повели гостей к посту на второй линии. Этот пост был оборудован практически так же, как и первый, с той лишь разницей, что над столом дежурного был натянут брезентовый полог. Видимо, начальник внутреннего караула был более крупной рыбой в этом мутном озерке. Подтвердило догадку поведение Голована. С главным караульным второго оборонительного эшелона он поздоровался за руку и перекинулся парой фраз, как с равным. О чем говорили кочевники, Бондарев не услышал, но понял по мимике караульного, что Голован просил о чем-то трудноосуществимом, однако возможном при определенном стечении обстоятельств.
В роли «обстоятельств» выступила пригоршня монет, которая «стекла» звонкой струйкой в карман начальнику караула.
– Но за Чубая не ручаюсь, – предупредил караульный чуть громче, так, что услышал и Бондарев. – У него там график. Если подфартит тебе, пустит, а нет…
– Значится, нет. – Голован кивнул: – С Чубаем договорюсь, мы ж с ним троюродные. К тебе вопросов больше не имею, братан.
– Заметано. – Начальник караула кивнул своим подчиненным: – Проводите.
Конвой с первой линии вернулся восвояси, а к центру резиденции Хана гостей проводили бойцы свободной смены из второго кольца оцепления. Такая нехарактерная для кочевников дисциплина и качество несения службы впечатлили даже Бондарева. Пожалуй, гвардию Хана дрессировали не хуже, чем караульные роты Армии Возрождения. И делали это, похоже, бывшие военные. Многое из увиденного было хорошо знакомо Бондареву, ведь в свое время, до Пандемии, он не просто занимался чем-то подобным, а еще и сам разрабатывал охранные инструкции, схемы и ставил службу на секретных объектах.
Главный объект резиденции, огромный шатер из сборных металлоконструкций, покрытый тканью, подозрительно похожей на кевлар, занимал площадку, закрытую с четырех сторон кирпичными стенами в два этажа высотой. Между собой стены соединялись только в одном месте, остальные три угла были обрушены. Северный угловой обвал так и остался лежать высокой грудой кирпичных обломков, а вот южный и западный были расчищены. Как раз через западные импровизированные ворота гости и вошли внутрь последнего периметра.
У входа в сам шатер снова стояла внушительная охрана, а на стенах, окружающих временную Ставку, Бондарев заметил нескольких снайперов.
Навстречу Головану и его пленнику медленно двинулся очередной начальник. Он был намного выше рангом, чем бригадир. Это было понятно даже по его одежде, традиционно кожаной, но строгой – он носил не косуху с заклепками, а кожаный пиджак поверх черной рубахи и кожаные штаны, не заправленные в берцы, а навыпуск. Изюминкой франтоватого, по меркам Черного Рынка костюма был шелковый шейный платок, украшенный серебряным значком-черепом, отлитым явно по «эсэсовским» эскизам. Внешность начальник «предпоследней инстанции» имел соответствующую. Среднего роста, худощавый, подтянутый, седой, он просто излучал солидность с примесью высокомерия. В холодных серых глазах прямо-таки читалось презрение ко всем, кто стоит хотя бы на ступеньку ниже. Настоящий адъютант его превосходительства… местного гауляйтера. Еще полицайскую повязку ему на рукав, и можно прямиком в сорок второй, ловить партизанских связных.
