— Есть стоп машина! — один из матросов скрылся за дверью рубки.
К полудню моросивший дождь прекратился, но команда не торопилась сходить на берег.
— Кто это такие, пап? — ударив носком ботинка по краю подпрыгнувшего скейтборда, на котором в этот раз были нарисованы витиеватые языки пламени, Милен ловко подхватила его рукой.
— Не знаю, — отозвался смотревший в бинокль Турнотур. — Я таких лодок никогда раньше не видел. Флаг похож на Российский, Андреевский, кажется, называется, но точно не скажу. В наше время можно что угодно на мачту повесить.
— Русские, здесь? Значит, на планете еще есть выжившие! — загорелись глаза Милен. — Может, они приплыли забрать всех нас?
— Куда забрать, дочка? Да и на лодку мы в любом случае все не поместимся. Или тебе здесь плохо живется?
— Да нет, почему же, — смутилась девушка, теребя истертое пластиковое колесико своей доски. — Просто…
— На палубе группа людей. И меня, если честно, очень волнует, что спустя столько лет им тут понадобилось.
— Что они делают?
— Хе, — не отрываясь от бинокля, хмыкнул старейшина. — Нас рассматривают.
Разумеется, работа по разделке китовых туш на некоторое время полностью прекратилась. Замерший в акватории острова атомоход полностью завладел вниманием местных жителей, смотревших в его сторону кто с тревогой, кто с любопытством.
Чтобы особенно не отсвечивать, до принятия окончательного решения обитатели «Грозного» вернулись обратно в каюты.
— Что это за остров? — Тарас, Линь Им, Яков и Савельев, о перенесенном недуге которого теперь напоминали только глубокие синяки под глазами да покрытые гематомами от уколов внутренние стороны локтей, склонились над картой в кают-компании.
— Похоже на Сувурой, — проводя по бумаге циркулем, сказал Савельев. — А Свальборг, то бишь Шпицберген, вот здесь.
— А почему бы нам сразу в Торсхавне не причалить? — нетерпеливо спросил Линь. — Так ведь быстрее обнаружить Хранилище?
— Думал об этом, — пощипал усы Тарас. — Но соваться на военном атомоходе в центральный порт чужого архипелага, не зная как следует обстановки… Нет. Я бы, прежде чем с фасада переть, сначала тут все разведал, — что да как. К тому же это демилитаризованная зона.
— Была, — напомнил Савельев.
— Поселение вроде промысловое, мирное, — Тарас снова склонился над картой. — Сами видели. Тем более у людей сегодня, похоже, отменный улов, так что, может, и на радушный прием стоит рассчитывать. Агрессии с их стороны, по крайней мере, не наблюдается. Да и парламентеров не посылали. На берегу есть техника — значит, есть и какое-то топливо. Химза и противогазы отсутствуют, — земли не сильно зараженные.
— Как скажете, капитан, — убрав циркуль, Савельев свернул в рулон карту и засунул ее на полку к остальным.
Капитан. На борту (кроме команды, выделенной с танкера) Тараса так называли редко, и он до сих пор так и не свыкся с этим званием, полученным в ту памятную ночь, когда в сражении с морским чудовищем погиб Лобачев. Чтобы заслужить этот чин, требовались годы службы, упорной работы, лишений, самовыдержки и дисциплины. Умение в критической ситуации стремительно принимать кардинальные решения, от которых зависели сотни жизней других, вверенных в подчинение людей.
А он… В глубине души он так и остался старшим помощником Тарасом Лапшовым. Ни больше, ни меньше. Свой человек на своем месте. Просто после гибели капитана кому-то нужно было взять на себя ответственность за командование судном. Тем более, что никто другой попросту не смог бы этого сделать. Да еще на такой махине, как «Грозный».
Поэтому взялся он. Как временно исполняющий обязанности. Хотя Тарасу не особо верилось, что со временем какой-нибудь новый капитан придет, чтобы сменить его на посту. По нынешним временам это было практически невозможно. Шансы взрастить новый полноценный кадр, технически образованный, дисциплинированный и знакомый с мореходным делом, были равны нулю.
Эх, бросил ты нас всех, Юрка. Доплывем ли назад?
— Лодки на воду, — выходя из задумчивости, Тарас повернулся к дежурившему возле входа в кают-компанию матросу. — Отряду через двадцать минут собраться на летучку для получения указаний. Отправляемся через час.
— Есть лодки на воду! Есть собраться через двадцать минут! — скрываясь за дверью, с польским акцентом откликнулся тот.
Не обращая внимания на молча сидевших за столом Савельева, Линя и Якова, Тарас некоторое время смотрел ему вслед.
Чуть сдвинутая на затылок фуражка Лобачева жгла виски.
«Судовой журнал.
Гренландское море. Фарерские острова.
Время в пути — … — ые сутки.
Итак, мы достигли Фарерских островов. Когда мы отправились в плавание? Сколько часов, суток, недель назад? Даже не верится. После всего пережитого, листая назад страницы, кажется, что отсюда до дома рукой подать. И все-таки мы снова вынуждены отступить от курса.
На берегу ближайшего острова (по координатам — Сувурой) обнаружено обитаемое поселение. Судя по рыболовному промыслу и дыму из домовых труб, население цивилизованное, хотя издали, конечно, сложно судить. Заметили нас практически сразу, по никаких действий пока не предпринимают, занятые разделкой больших черных туш то ли тюленей, то ли детенышей китов (вода густо напитана кровью).
Фарерские острова расположены в северной части Атлантического океана между Исландией и Шотландскими островами. Общая площадь равна пятисот сорока квадратным милям, климат на островах умеренный, с незначительными колебаниями температуры. Здесь нередки дожди и туманы, из-за сильных западных ветров и штормов на островах мало деревьев. Но видим мы совершенно другое.
Странно. В таких ситуациях местное начальство всегда высылало парламентеров или, по крайней мере, общалось знаками или световыми сигналами. А тут — тишина. Неужели нас не боятся, — или это ловушка? Встреча с нефтяниками вынуждает идти на контакт с чужеземцами с максимальной осторожностью.
Флагами сигнализировали: „Я хочу установить связь с вами“ и „Мое судно незараженное, прошу предоставить мне свободную практику“. Никакого ответа или реакции, хотя, судя по наличию лодок и нескольких судов покрупнее, местные должны быть знакомы с морской грамотой. Спустя полчаса с берега пришел световой сигнал, расшифровать который мы в свою очередь не смогли. Видимо, вербального общения не избежать.
Как правильно написал Юра где-то выше, чувствуем себя постъядерными Колумбами. Заново открываем совершенно иной, а некогда привычный до тошноты мир. Будто космонавты на другой планете. Странное и одновременно завораживающее ощущение. А ведь многие выжившие, ютящиеся под землей и начисто отрезанные от остального мира, даже не подозревают, что вокруг них еще теплятся хоть и хилые, но все-таки очаги жизни. Люди могут сидеть под землей в нескольких сотнях метров друг от друга и думать, что умирают последними гомо сапиенс, в полном одиночестве. Грустно. И страшно жестоко. Но поделать ничего нельзя.
