Вот и здесь я искал такие же маркеры, которые показали бы мне, что уже готово принять современное общество, а о чем пока и речи заводить не стоит. Что сегодня считается истиной, что – ложью. Что – допустимо, а что – табу… А еще я очень удивился количеству запрещенного. Нет, поймите меня правильно, я вполне допускаю, что есть вещи, которые по тем или иным причинам стоит запретить. Для кого-то. На какое-то время. Но с запретами нужно быть очень и очень аккуратными. Потому что любые запреты искажают реальность. Более того, очень часто запреты, вроде как призванные защитить социум, на самом деле сильно ослабляют его. Потому что не дают ему возможности выработать иммунитет к тому вредному и мерзкому, от которого этот запрет пытается этот социум оградить. И когда эта мерзость, наконец-то, прорывается в социум (а это непременно случается, рано или поздно), существенная часть составляющих его людей начинают ее радостно практиковать, считая, что тем самым демонстрируют всем свою свободу, цивилизованность, незашоренность и все такое прочее. Так что мне эти запреты в первую очередь показывали, насколько еще молода и неопытна местная власть.
А кроме того я просто читал книги. Разные. От сказок до того, что здесь относилось к серьезной литературе. Язык – вообще один из основных каналов изучения социума. Если привести грубую аналогию, то любой язык – это операционная система, с помощью которой работают человеческие мозги. Но для меня важным был не только язык, со всем многообразием его коннотаций, но и сама литература. Например, такой ее параметр, как наиболее популярные образы героев. Потому что сисанами давно установлено, что если «герой» – действительно герой
[98]
, деятель, человек, идущий вперед и преодолевающий трудности, значит социум на подъеме. Если же популярны противоположные образцы – страдающих людей, людей, одержимых страстями, людей, попавших под безжалостный каток этого мира и не нашедших никакого выхода, людей, зацикленных исключительно на собственных переживаниях, значит, социум загнивает, и в течение ближайших десятилетий его ждут серьезные внутренние потрясения. И дело тут вовсе, в недостатках пропаганды или недоработках идеологов. Люди, которым интересны именно такие герои, – уже внутренне больны. И запрещай тут или не запрещай подобные публикации, либо сколь угодно рьяно пропагандируй настоящих ήρως – ситуацию это не изменит. Умерла кошечка…
А вообще социум имеет огромное количество маркеров. Вот, например, употребление спиртного. Этот параметр очень интересен и многогранен. И дело тут далеко не только во вкусе и крепости употребляемых напитков, но и, например, в том, запивает ли данный социум спиртным еду или, наоборот, заедает выпитое… Но это так – мелкие «виньетки» на большом полотне, выстраиваемом сисанами. Профессионалы в области системного анализа способны работать с несколькими тысячами подобных маркеров. Мои же скромные способности, к сожалению, ограничивалась полутора сотнями. Из которых, до того момента как я попал в библиотеку, я сумел отобрать и означить всего около семи десятков. А остальными занялся только сейчас. Ибо к тому моменту, когда (ну и если, конечно) меня допустят под светлые очи политического руководства страны, я должен был уже иметь что сказать и… уметь это сказать так, чтобы меня услышали…
Когда машина тронулась – я откинулся на подушки сиденья и, закрыв глаза, вспомнил о своих ребятах. Интересно, что с ними сейчас?
Если честно, вся операция была проведена, как говорится, на живую нитку. Нет, Лугу-то мы взяли относительно легко. И первые сутки операция также развивалась словно по нотам. Во всяком случае, в моей зоне ответственности. Немцы просто оказались совершенно не готовы к тому, что в их тылу воцарится такой хаос. И к тому, что их возможности как контрбатарейной борьбы, так и прямого артиллерийского противодействия атакам наших войск окажутся серьезно подорваны. И к тому, что советская авиация будет едва ли не ходить у них по головам, а вот немецкая первые двое суток почти не появится в воздухе. И к тому, что выдвигающиеся для парирования советских ударов войска буквально увязнут в сонме «булавочных уколов»: коротких минометных налетов, а также обстрелов из стрелкового оружия и пулеметов маршевых колонн. Что в самых неожиданных местах окажутся заложены фугасы. Пусть и маломощные, чаще всего способные лишь оторвать колесо у автомобиля, но их наличие, тем не менее, заставит колонны остановиться и пустить вперед саперов, пешком и вручную, щупами проверяющих полотно и обочины дорог. Что те участки дорог, к которым вплотную подступает лес, окажутся просто завалены стволами деревьев, часть из которых, к тому же, окажется пусть и примитивно, но заминирована. И потому опять нужно будет вызывать и ждать саперов. И лишь только потом приступать к разборке… Да, каждый из этих завалов можно было ликвидировать за час-два, но спустя три-пять километров колонну ждал еще один такой же. А потом еще.
То есть каждый из этих «булавочных уколов» почти не наносил никакого урона. Даже потери от минометного и пулеметного огня, как правило, ограничивались лишь ранеными. Но их было много. И они отбирали у немецкой военной машины наиболее в данный момент драгоценный ресурс – время.
Так что даже подготовленная немецкая оборона, лишенная авиационной и артиллеристской поддержки, своевременного подвоза боеприпасов и подхода резервов, начала потихоньку рассыпаться. Поэтому к исходу вторых суток наступления советские войска не только сумели взломать оборону противника на трех участках фронта, но и ввести в прорыв… ну, наверное, это можно назвать конно-механизированными группами. А как еще можно назвать соединение, состоящее как из танков, причем, преимущественно старых типов – Т-26, Т-38 и БТ (все, что смогли собрать, ибо вся новая техника шла прямиком под Москву, где двадцатого декабря также началось масштабное наступление), так и из пехотных частей, в принципе совершенно обычных, но… посаженных на сани. На санях же везли и средства усиления в виде пулеметов и минометов, и мины для инженерного оборудования позиций, и боезапас, и даже радиостанции, с помощью которых, сквозь треск и хрипы, наводили авиацию на застрявшие немецкие колонны.
Организацией подобного «застревания» также занимались и мои ребята (из числа тех, что не обороняли Лугу, а атаковали аэродромы, артиллерию и т. п.), предварительно обойдя немцев узкими лесными дорожками и заперев их, заняв какое-нибудь лесное или речное дефиле, которое по текущей погоде было ну никак не обойти. Ненадолго. На час, на два. Только чтобы успели подлететь самолеты и несколько раз проштурмовать скученные на дороге и вдоль нее немецкие войска. Потом эти группы бесследно исчезали, чтобы появиться через десяток километров в очередном дефиле. И снова исчезнуть после еще одного короткого боя. Так что немцы умело оборонялись, маневрируя, перебрасывая резервы, но при этом их потери, вследствие подобной тактики, резко возросли. И потому они начали откатываться назад, теряя людей, быстро умирающих на морозе даже от не слишком опасных в любых других условиях ран, бросая сломавшуюся и застрявшую технику, оружие, в котором намертво схватилась смесь нагара (после очередного боя некогда и негде было почистить оружие) и не приспособленной к подобным морозам смазки…
