– «Мочалка» у меня, дядя Ганс, – сказал я и достал артефакт. – Пожалуйста.
– Живчик. Зови меня Живчиком… – Он постучал ладонью по нарисованному тигру. – Внимание всем! Наш портал – этот и только этот. В соседний не соваться, иначе канете без вести.
Подвалил Бодро и заявил:
– Если контакт состоится, то следом за вами – я.
– Слушай, адвокат, подотрись своими полномочиями. Решают на той стороне.
Живчик осторожно переступил порог раздевалки, оставив дверь открытой. Потом вдвинулся непосредственно в кабинку, сжимая руками губку…
Отсутствовал он полчаса. Люди уже начинали нервничать, но я почему-то был спокоен. Чувствовал – все там в порядке.
Отец положил маму на шезлонг, а сам сидел на корточках. Я присел рядом.
– Ты как? – спросил я по-русски.
– «Как». Смешной вопрос.
– Почему ты считаешь Эйнштейна виноватым?
– Я себя считаю виноватым! Если бы я не поперся в тот туман, то удержал бы маму. Искал тебя. А ты, кстати, побежал не кого-нибудь спасать, а его.
– Все это случайность, папа.
– Понимаю. Но в голове крутится и крутится.
– Я хотел тебя предупредить, что мы можем на какое-то время расстаться.
– Что еще стряслось?
– Не стряслось. Просто я могу не пойти с тобой в русскую Зону. Понимаешь, я…
– Хочешь остаться здесь? «Зона – мой дом» и все такое?
– Нет. Мы с Наткой думаем, а не сгонять ли в «кабинку номер два». «Джон-попрыгунчик» у нас есть…
– Два идиота! – застонал он.
– Папа, еще ничего не решено! Может, передумаем.
Эта новость отца совсем подкосила. Сказал мне только:
– Ты взрослый, Питер. Ты столько раз это доказал, что отговаривать тебя нечестно. Иди куда считаешь нужным и не оглядывайся.
– Главное, сам же понимаю – бред, опасное баловство.
– Сейчас напишу адрес… – Он вытащил блокнот и ручку. – Я не говорил ни тебе, ни… Марине. Не успел… В Москве есть район, называется Митино, так вот, у нас там квартира. Куплена мной через подставное лицо, но это надежный человек, я ему стопроцентно доверяю, мой единственный школьный друг. Как только там окажусь, сразу легализую собственность. Я ведь, Петя, давно уже готовил побег. Групповой, семейный. Но оно вон как станцевалось…
Я осторожно огляделся. Интерес к нашему разговору никто не проявлял, да и общались мы по-прежнему на русском.
– В общем, буду ждать тебя в Москве. Сколько Бог отпустит мне, столько и буду ждать.
У меня защипало в глазах и в носу, запершило в горле. Вот уж точно – станцевалось.
А потом вернулся Живчик. Он был не один: с той стороны портала появились трое энергичных бойцов в совершенно незнакомой форме. Вооруженные чем-то компактным, очень красивым на вид. Я-то думал, у них будут вечные «калашниковы»…
– Добрый день, леди и джентльмены! – объявил один из гостей таким зычным голосом, что никакой усилитель не нужен. На чистейшем английском. – Я – капитан Пчела, армия Российской Федерации. Давайте договоримся: никакой толкотни, пройдут все до единого, сколько бы это ни заняло времени. Ваши старшие сейчас установят очередь, а вы постарайтесь ее соблюдать. О’кей? Вопросы?
– Экипировку брать? – крикнул кто-то практичный. – Пробники, маркеры?
– Экипировки у нас хватит на всех, но вы берите, что считаете нужным, если вам спокойнее. Все, кроме оружия. Оружие придется оставить здесь.
– Еда? – еще крикнули. – Вода?
– Повторяю, все, кроме оружия. Питанием, конечно, вас обеспечат.
И началась формироваться стихийная очередь, потом к процессу подключился Эйнштейн со своими проводниками Колорадо и Унтерменшем, и дело закрутилось.
Мистер Бодро обратился к русскому:
– Господин капитан, сэр! Вас должны были предупредить насчет меня.
– Прошу прощения. Вы кто?
Ответил стоящий рядом Живчик:
– Тот самый китаец.
Бодро к этому времени уже стащил с головы свой парик, бывший, по сути, защитным шлемом от суггестии – вместе с бакенбардами и бородой.
– Я вам скажу как есть, сэр. – Капитан Пчела сделал каменное лицо. – Живчик меня предупредил насчет вас. Больше не предупреждал никто. Ни мое непосредственное начальство, ни прямое, ни Москва, ни Пекин. Для меня вы такой же беженец, как все эти люди, сэр.
– Как это возможно?
– Да как? Один чиновник задержал бумагу, второй переслал не в ту воинскую часть, третий испортил файл, а четвертого, который во всем разобрался, поймали на крышевании борделя. Как-нибудь так. Или по-другому. Если вы из Китая, должны понимать такие вещи лучше меня.
– Мое участие согласовано с вашим Министерством обороны и Министерством иностранных дел! Я вообще должен сейчас находиться не здесь, а в вашей Зоне, и наблюдать, как вы фильтруете мутантов.
– Правильно ли я понял, что вы хотите быть первым в очереди?
– Совершенно верно!
– Давлятов! – подозвал капитан одного из солдат. – Доставь этого господина на нашу сторону…
– Спасибо, сэр, – победно улыбнулся Бодро.
– …и проследи, чтобы он попал на карантин без задержки. Ни шагу в сторону из подготовленного коридора. И обязательно передай Мозголому, так мы психиатра прозвали, что человек поступил на обсервацию, а не на лечение, чтобы не получилось, как в прошлый раз. Да! К ветеринару, если пьяный, не веди, давай сразу в процедурный кабинет.
– Подождите! – кричал адвокат, когда его тащили в душевую кабинку. – Это какая-то ошибка…
Живчик и капитан Пчела долго смеялись.
– Я тебя попрошу, Андрей, – сказал Живчик. – Никогда не просил, ты знаешь, но сейчас особый случай. Вот этот человек, – он показал на моего отца, – Макс Панов.
– Тот самый? – спросил капитан с уважением, даже живот непроизвольно подтянул.
– У него погибла жена. Он хочет ее похоронить в России. Помоги. Проведи его мимо ваших карантинов, уж ты-то понимаешь, что все это формальность.
– Формальность, за которую трахают. Но я что-нибудь придумаю.
– Живчик, можно вас на минуту? – позвал я. Когда он приблизился, улыбаясь и дурашливо раскидывая руки (в отличном был настроении), я спросил прямо: – Вы ведь русский агент, не так ли?
– С чего ты взял?
– Очень просто. Спасение мутантов – это операция русской разведки. Значит, кто-то на нашей стороне помогал ее провернуть. Тот, кто первым пошел в сибирскую Зону, он и провернул. Пошел бы Антисемит, я бы сказал – он агент. Но пошли вы.
– Для тебя это важно?
– Было бы не важно, если б вы не были отцом Натки.
