– Не все так плохо, сэр, – начал обстоятельно докладывать чернокожий сержант. – У нас есть один пулемет Калашникова и три ленты к нему, один «М249» и одна лента к нему, но он может питаться и магазинами, сэр…
– Напомни-ка мне, какой п…р отобрал у морских пехотинцев старый добрый тридцатый калибр, а сержант?
[28]
Послышались смешки. Юмор сейчас – единственное, что поможет держаться этим парням, которым нет и тридцати и которых их страна послала за несколько тысяч миль оборонять здание, осаждаемое сотнями озверевших бандитов.
– Что еще у нас есть?
– Одна винтовка «СВД», один пулемет «РПК», четырнадцать автоматов серии «АК» и двадцать шесть «М4». Боеприпасов к «АК» около восьмисот, к «М4» – около тысячи. Одиннадцать гранат, семь фунтов взрывчатки. Восемнадцать подствольных гранатометов и двадцать одна граната к ним. Все, сэр.
– Не так плохо.
– Да, сэр. Могло быть хуже.
– Давай проверим, может ли нам кто-то помочь.
Дик Брезер подслеповато всмотрелся в клавиатуру своей Thuraya, натыкал номер. Этот номер знали немногие – и он принадлежал одному из офицеров оперативной группы вмешательства Корпуса морской пехоты США, созданной на базе Двадцать шестого экспедиционного соединения морской пехоты, в которое собрали наиболее опытный офицерский и сержантский состав, прошедший Афганистан. Сейчас в оперативной группе было около трех тысяч человек, и предназначена она была для решения как раз вот таких задач – высадки во враждебных странах, во время мятежей или иных действий, угрожающих интересам США или безопасности граждан США или собственности США, установление режима безопасности и удержание позиций до мирного разрешения ситуации или подхода более крупных частей и соединений. Эта группа, за счет «афганского» опыта и тренировок по ведению боевых действий в городе и в условиях полного окружения, была одним из самых боеспособных и мобильных войсковых соединений в мире.
В телефоне был слышен гул авиационных турбин, что само по себе внушало некоторый оптимизм.
– Аллен? Это Дик Брезер звонит, помнишь еще такого?
– Да, сэр. Извините, сейчас немного не то время…
– Все нормально, парень. Ты знаешь, что происходит в Ти-стане?
– Да, сэр… простите, сэр, вы что – находитесь там?
– В яблочко, сынок. Я сижу в посольстве, рядом танк, и мы все ждем кавалерию.
– Извините, сэр, я перезвоню.
Связь отключилась. Брезер посмотрел на сержанта, на нескольких морских пехотинцев, напряженно прислушивающихся к разговору.
– Кавалерия идет, ребята, я слышал шум самолетов.
– Ху-а, сэр!
– Но никто не освобождал вас от нарядов! За дело!
Морские пехотинцы снова принялись строить. Хорошо, когда есть надежда. Хоть какая-то.
– Они действительно идут, сэр? – тихо осведомился сержант.
– Да, вопрос в том, успеют ли. Сейчас перезвонят. Ты приготовил, что я просил?
– Сэр, я не могу этого допустить.
– Да перестань. Такой здоровый парень, а говоришь всякую чушь. У нас нет другого выхода, сынок. Мир жесток и критичен – и не мы выбираем обстоятельства. Ты сам доложил, что у тебя нет ничего, чтобы взорвать этот танк издалека. Значит, надо взорвать его при непосредственном контакте, только и всего-то.
Снова зазвонил телефон.
– Полковник морской пехоты Херцог, с кем я говорю?
– Сэр, ганнери-сержант, Дик Брезер. Когда-то тоже тянул лямку в Корпусе.
Шума моторов в трубке уже не было слышно.
– Хорошо… – с небольшим сомнением в голосе сказал полковник, – капитан Данфорд Аллен подтверждает вашу идентичность, полагаю, мы можем вам доверять. Вы находитесь в посольстве США в Душанбе, подтвердите это?
– Так точно, сэр. Именно там.
– Хорошо, сержант, доложите обстановку. С чем нам придется иметь там дело?
– Сэр, посольство окружено со всех сторон. До двухсот единиц живой силы, танк «Т-72», некоторое количество импровизированных броневиков, много ракет «РПГ-7». Они уже предприняли один штурм посольства и собираются атаковать еще. У нас в строю семнадцать человек, боеприпасов хватит на полчаса боя, если экономить. Противотанковых средств нет. Среди осаждающих есть афганские моджахеды, мы слышали переговоры на пушту.
– Черт… вы уверены, сержант?
– Да, сэр. Они дали нам час на то, чтобы сдать здание и сдаться самим. Более половины этого срока уже истекли. Город полностью под контролем бандформирований, по крайней мере часть армейской бронетехники попала в неправильные руки. Кроме того, есть пулеметы на автомобилях и зенитные установки. Тут неподалеку есть отель и двадцатиэтажная высотка, десять минут назад они находились под нашим контролем. Старший там штабной сержант Алекс Сэммел, тоже парень из Корпуса. У него около ста гражданских, они держат оборону как могут. Отличная точка высадки, если надо высаживаться с вертолетов, сэр.
– Сэммел? Я помню его по Кандагару. Отличный парень.
– Да, сэр.
Полковник помолчал несколько секунд.
– Мы сейчас в Баку. Госдеп утрясает какие-то формальности, а мы ждем, пока нам дадут коридор. Толкового прикрытия нет, только транспортники и мои люди.
– Я понял, сэр.
– Мы вряд ли успеем менее чем за полчаса, вы должны это понимать.
– Я понимаю, сэр. У меня есть план.
Полковник снова помолчал несколько секунд.
– В чем бы он ни заключался – удачи, сержант.
– Спасибо, сэр. Мы не собираемся сдаваться. Пусть здесь будет второе Аламо, но мы не сдадимся.
– Да… сержант. Если вас это обрадует, могу неофициально дать кое-какую информацию. Когда мы взлетали, парень из разведки НАТО шепнул мне, что есть данные об активизации русских. Их дивизия парашютистов в Иваново вышла к аэродромам взлета. Возможно, они уже в воздухе.
– Спасибо, сэр.
– Держите связь включенной. Вы мне потребуетесь, когда мы приземлимся в Душанбе. Семпер фи, ганни.
– Семпер фи, сэр.
Связь отключилась.
Ганнери-сержант подумал, что этого не могло произойти лет тридцать назад. Потому что лет тридцать назад они были другие. Сербы не вырезали американское посольство. Албанцы, когда у них там начались беспорядки, дали эвакуировать и посольство, и всех иностранных граждан, проблемы были только с бандитами, которые могли пострелять по эвакуационным вертолетам, потому что обдолбались или просто ради смеха. Тогда все знали, что, если ты напал на американское посольство, ответ будет ужасным и затронет он не только тебя, но и твою семью, твой город, всю твою страну. Они тогда не думали ни о каких симметричных ответах, черт возьми, они обрушивались на врага всей своей мощью и втаптывали его в грязь. Поэтому их боялись. Тогда не было у власти тех женщин, как эта с…а, которая предлагает сдаться, а потом ждать, что США оплатят их спасение кредитами «на развитие агропромышленного сектора экономики». Не было бы никого, кто бы объяснял, почему они должны испытывать вину от того, что их сила непропорционально велика по сравнению с силой бородатых, завшивевших подонков, превративших в дерьмо свою страну, а потом идущих в соседние. Не было правил ведения боевых действий, и никто не соблюдал права тех ублюдков, которых удалось схватить. Во Вьетнаме они просто вбомбили страну в каменный век, и пусть они ушли потом оттуда – больше на Америку в этом регионе никто не посягал. А сейчас… их просто не уважают. Не только не боятся, но и не уважают. Вот эти ублюдки на периметре – они ни капельки не боятся американского флага. Да и чего им бояться, если среди них есть те, кто расскажет им, как они прогнали кяфиров из соседней страны и установили там шариат. Они ждут – вон, у кого-то видеокамера, там еще одна. Они ждут, когда представится возможность попозировать на фоне белого флага «Талибана», который они сюда принесли, поставить ногу на грудь убитому американцу, вытереть ноги об американский флаг. Ради этого они здесь. И по-хорошему не уйдут – они и не сомневаются, что это будет.
