Тяжеленная громадина с экипажем в четыреста с лишним человек имела минимум автоматики и была послушна, как дрессированный кролик. «Циклоп» проектировался как флагманский корабль командира ударно-штурмового легиона, он был до отказа напичкан системами обработки информации и мощнейшими орудийными комплексами – по разным причинам таких линкоров построили всего лишь двенадцать, и Лоссбергу достался номер восьмой. Где-то в Приграничье доживала свой век «десятка», а все остальные, отходив за полстолетия ресурс, давно отправились в переработку. Лоссберг был доволен: ему в руки попал настоящий «штучный» товар, изготовленный с любовью и тщанием. Пересев на такой корабль, он совершил несколько рисковых рейдов на нейтральную территорию и довольно быстро украсил себя нашивкой «200 побед экипажа».
Вскоре его перевели на Сент-Илер. С юности не терпевший штабной работы, Лоссберг свалил все оперативные вопросы на Кришталя, а сам вдруг женился на дочери одного из местных лендлордов, став помимо всего прочего обладателем приличного куска джунглей и необозримого плоскогорья с выходом к морю. Из полугодового «медового месяца» (флотским офицерам такого ранга отпуск для женитьбы предоставлялся как минимум на шесть месяцев) он вернулся мрачный, как туча и с тех пор не слишком спешил покинуть борт. «Му sheep is my номе», стал поговаривать он. Раньше Лоссберг говорил не «номе», а «castle».
Теперь он пил исключительно ром дорогой марки «Кровь Звезд».
А потом он неожиданно постарел. Не повзрослел, не оброс солидностью тридцатитрехлетнего мужчины, а именно постарел – сразу и необратимо. На тридцать четвертом году вокруг его глаз уже струлись ранние, не по сроку, морщинки, щеки запали, как у истомленного старика, а шикарная прежде платиновая шевелюра стала какой-то пегой и безжизненной. Он стал меньше орать на подчиненных, почти прекратил бегать по палубам и лезть не в свое дело; все чаще, обедая в кают-компании среди своих старших офицеров, Лоссберг вдруг надолго застывал в кресле с рюмкой рому в сухих пальцах. Тогда Кришталь незаметно моргал, и кто-нибудь начинал рассказывать бородатый флотский анекдот времен освоения галактики. Лоссберг тихо улыбался.
Из Метрополии на его имя приходили огромные посылки с лучшими, фантастически дорогими изданиями земных и росских философов, а также тяжелые тома военных теоретиков. Иногда, загрузившись ромом «по верхнюю палубу», Лоссберг пугал молодых офицеров длинными и малопонятными цитатами из Конфуция или, того краше, – настоятеля Яара с Черной Скалы. Они хорошо знали, что если командир засел у себя в салоне с бутылью рому и здоровущим фолиантом в кожаном переплете, беспокоить его нельзя ни в коем случае. Пожар, авария – все, что угодно, кроме неожиданного появления противника.
Однажды Кришталь попал на барбекю к его тестю. В красивейший замок на берегу тихой речушки приехали несколько довольно известных на планете людей, присутствовали и зятья его командира. Лоссберг, одетый в синюю кожу полигон-мундира (была осень) с ходу всосал пол-литра прихваченного с собой рома, и весь вечер молчал, как рыба, сочась неприкрытым презрением. Кришталю пришлось отдуваться за двоих, рассказывая унивеситетскому профессору, известному адвокату и паре банкиров о невероятной храбрости и интуиции своего командира. Лоссберг раскрыл рот лишь тогда, когда над рекой сгустился вечер и в беседке зажглись уютные фонарики.
– Рому, – коротко потребовал он, и добавил – после секундного размышления: – ибо в поединке горы и мыши неизменно побеждает львиная кротость… Черт побери! Подай мне рому, Сэмми!
Сейчас Лоссберг смотрел на своего штурмана с задумчивостью. Тот уже закончил возню с прокладкой курсов для кораблей дивизиона, утвердил сегодняший состав вахтенных команд и мечтал плотно поужинать. Лосбергу есть не хотелось, но вот выпить – да.
– Можно и по чарке, – согласился он. – Тогда уж распорядись, чтобы ужин принесли в салон.
– Беда с этими штурманами, – пожаловался Кришталь, выбираясь из кресла. – А с Бэрдом, я думаю, придется расставаться, иначе он угробит нам «Каймана». Оболтус он, и соображения – ноль, такому только вокруг Метрополии круги наматывать, и не более. Я напишу представление о переводе, а ты подмахни.
– Когда вернемся, – пожал плечами Лоссберг.
Командирская капсула вынесла их на пятидесятую палубу. Задумчиво приглаживая свои по-прежнему длинные волосы, Лоссберг выбрался в коридор, залитый приятным для глаза молочным светом плафонов.
– Я вот думаю, не отправить ли Твердохлеба к Южной Петле, – произнес он, обшаривая карманы в поисках ключа. – До полковничьего ценза парню не хватает сотни суток. Если он там кого-нибудь утопит, я протолкну чинопроизводство втрое быстрее… когда вернемся, конечно.
Империя готовилась к войне. Боевой флот, и без того гигантский, жадно всасывал в себя миллионы и миллионы людей, призывая офицеров и специалистов запаса, его стапели работали в конвейерном режиме, выбрасывая в космос тысячи кораблей новых, упрощенных проектов – но несмотря на все это, многовековые традиции оставались незыблемы. Для получения очередного чина офицер должен был не только вылетать «ходовой ценз» но и иметь в запасе определенное количество побед экипажа.
– Ты что же, боишься не вернуться? – подозрительно прищурился Кришталь.
Лоссберг ответил ему кривой ухмылкой. Ужин уже ждал их в командирском салоне. Генерал отомкнул бар, вытащил на свет Божий четырехгранный штоф рома и привычным движением сорвал с пробки сургучную печать.
– Знаешь, – сказал он, – я уже ничего не боюсь, мне как-то плевать. Тебя, дурака, жалко.
– Что ты несешь? – возмутился Кришталь.
Лоссберг хищно воткнул вилку в салат.
– Подыхать будем вместе. Вот только я еще не до конца разобрался – сейчас или потом?
– Потом – понимаю… а сейчас-то что?
– А вот Дедуля распорядился, чтобы мы с тобой в любой момент были готовы стать «каретой» для Хикки Махтхольфа. Дед снова вклеил его в какую-то секретную каверзу… Поэтому я и приказал выдвигаться к Авроре.
– Черт. – Кришталь перестал жевать и скосил глаза на бутылку. Лоссберг понял его без слов – наливать себе в присутствии старшего по чину было бестактно, – и деловито разлил ароматный ром по пузатым рюмкам.
– Да-да, – улыбнулся он с мрачной иронией, – опять… будем надеяться, что «Циклопа» мы на сей раз не угробим. Сейчас трудно найти приличный корабль.
– Вот черт, – повторил Кришталь.
* * *
– Я ждал вас… идемте в сад, там сейчас лучше всего.
Борис Соловец показался Хикки несколько постаревшим. Они не виделись почти год, и за это время грузный старик заметно сдал – обвисли щеки, взгляд стал немного рассеянным. Двигаясь за его мощной фигурой, Махтхольф подумал, что Соловец, возможно, болен. Все-таки годы, а ему было глубоко за сотню, дают о себе знать: время неумолимо, от старости не могут вылечить никакие врачи.
Соловец прошел через вымощенный розоватой плиткой дворик и толкнул решетчатую калитку. Чуткий нос Хикки поплыл в тонком аромате фруктовых деревьев. Под раскидистой яблоней хозяина ждал легкий резной столик с напитками и сладостями.
