– Нет, вы только взгляните, парни! Не думал, что на белом свете подобные уроды живут.
– Хо! Был у нас в работном доме надсмотрщик, такой же свирепый и сильный. А уж морда – не стоит и говорить. Вот такенная! Как репа.
– Смотрите, смотрите, еще одного дикаря ведут!
Все вытянули шеи – из трюма вывели того самого парня, что, вырвавшись на свободу, устроил на палубе настоящую резню. По сравнению с сидевшим в клетке уродом выглядел он, надо сказать, весьма безобидно – парень как парень, мускулистый, поджарый, словно какой-нибудь уличный жонглер-акробат.
Впрочем, все помнили, на что сей «жонглер» способен. Многих он нынче лишил верных друзей, а кое-кого – и безотказных кредиторов.
– Вот он, гад!
– Да вздернуть его на рее!
– Нет, парни! Куда лучше под килем протащить.
– Утопить живьем, чтоб и следа не осталось!
Чувствуя настроение своих матросов, Бишоп ухмылялся в бороду, маленькие глазки его сияли в предвкушении чего-то не совсем обычного, так наивные глазенки детей сияют в ожидании заезжего цирка или тех же бродячих жонглеров.
Руки пленника надежно сковывали крепкие цепи, некогда предназначавшиеся для африканских рабов, но нынче пригодившиеся и здесь, на московитском севере. На всякий случай капитан приставил рядом еще пару здоровяков с палашами, но, пожалуй что, зря. Куда денется с корабля этот – пусть даже такой прыткий – дикарь?
Мохнорылый дикарь в клетке не обращал особого внимания на то, что происходило на палубе, просто сидел на корточках, уставясь в одну точку, и лишь иногда озирался да глухо ворчал.
– Ох ты, девку ведут!
Собравшаяся вокруг клетки матросня оживилась, глядя, как вахтенные ведут под руки скованную цепью дикарку – изящную, сероглазую, в красивом, с лямками и вышивкой, платье.
Скованный по рукам и ногам парень пока не реагировал на это никак. Хотя, конечно же, все замечал, просто не счел нужным показывать свои чувства.
– Ничего, – ухмыльнулся Бишоп. – Сейчас посмотрим, что ты запоешь, чучело. Эй, парни! Давайте!
По знаку капитана двое дюжих матросов в один момент сорвали с пленной девчонки платье и, отворив клетку, бросили ее мохнатому дикарю.
– Ой! – пробившись вперед, прищурился юнга. – Какая она…
Нагих дев мальчишка раньше не то чтоб вовсе не видел, но все как-то так – мельком, издалека. А вот здесь, сейчас – совсем другое дело, можно все очень хорошо рассмотреть.
– А титьки-то ничего! – прищелкивая языками, смеялись матросы. – Да и попка – тоже.
– Ой, ой, лоно закрывает – стесняется!
Скованный по рукам и ногам пленник дернулся и закусил губу. Раз уж не вырваться, так нечего и выказывать свою слабость.
Увидев перед собой обнаженную деву, мохнорылый живо вскочил на ноги и, довольно заурчав, протянул к несчастной руки. Девчонка испуганно попятилась – перед этой горой она выглядела совсем маленькой и беззащитной.
А дикарь долго не думал! Просто хмыкнул, да, швырнув деву на пол, пристроился сверху…
Несчастная дернулась, словно пронзенная копьем, страшный крик боли и ужаса взорвал такой тихий и спокойный вечер. Мохнатый сладостно заворчал, волосатая задница его задергалась, с открытого рта потекла желтая тягучая слюна…
– Урр, урр, – делая свое дело, рычал-приговаривал мохнорылый. – Уфф!
– Э, как он ее! – хохоча, скабрезно комментировали матросы. – Давай, чучело, давай! Ого, какой неутомимый, однако.
Фогерти отошел к борту и отвернулся – что-то он не испытывал радости, от всего этого действа тошнило. Как-то не слишком хорошо поступил сейчас старина Бишоп. Нет, конечно, убившего стольких людей наглеца следовало наказать… Джеймс его бы просто повесил, а с девчонкой повеселился бы сам, а потом бы отдал матросам или вообще отпустил – как себя повела бы. Да даже и матросам отдать – все лучше, чем этому…
Под могучими чреслами распаленного гнусной похотью дикаря несчастная пленница побледнела как смерть и, закатив глаза, лежала уже недвижно. А мохнорылый не унимался, урчал, брызгал слюною:
– Урр! Урр! Уфф…
Не один лекарь чувствовал себя неловко – юного Смита передернуло от отвращения и тут же стошнило на палубу.
– Так нельзя… – растерянно хлопая глазами, прошептал юнга. – Нельзя же!
Мальчишку отогнали пинками – чтоб не мешал развлечению.
– Что, не интересно? – повернул голову Джеймс. – Этому парню, похоже, тоже.
Лекарь кивнул на пленного, понуро поникшего головою и не делавшего никаких попыток не то что высвободиться, а, скажем, ударить кого-то, пнуть. Стоял себе молча, недвижно…
И вдруг…
Фогерти даже не понял, что произошло и как. Сторожившие пленника вахтенные, конечно же, отвлеклись, но прочно держали цепи. Однако мускулистый дикареныш, неожиданно оттолкнув стражей, высоко подпрыгнул, перевернулся в воздухе через голову и, гремя цепями, бросился с высокого борта в воду.
– Эх, вашу мать! – обернувшись, выругался капитан. – Да делайте же что-нибудь. Ловите!
Неохотно отвлекшись от происходящего в клетке, матросы бросились к борту, кто-то уже тащил арбалет, трое проворно заряжали мушкеты.
Только все зря. Беглец так и не вынырнул.
– Утоп, – покачал головой шкипер. – Не вынес позора возлюбленной.
Бишоп цинично сплюнул:
– Повнимательней там все осмотрите!
– Позвольте полюбопытствовать, сэр, где это – «там»? – язвительно осведомился Фогерти. – На морском дне?
– Вы тоже полагаете, что он утонул, Джеймс?
– Скованные тяжелой цепью руки, скованные тяжелой цепью ноги, – кондотьер покачал головой. – Нет, не выплывет.
– И все же – посмотрите.
– А с девчонкой что, сэр? – осмелев, спросил юнга. – Там, у клетки, никого не осталось…
– Вытащите ее и бросьте в трюм, – Бишоп жестом подозвал вахтенных. – Может, еще и сгодится.
Легко сказать – забрать! Мохнатый похотливец и не думал отдавать свою забаву, зарычал, едва не сломав руку заглянувшему в клетку матросу…
– Вот так дела-а-а! – почесал голову его напарник. – Не представляю, что и делать.
– Я знаю, что, – покусал губу Джереми. – Подождите, ага…
Подбежав к фальшборту, он ухватил за локоть долговязого Джонса:
– Фил, дай мушкет!
– Тебе-то он зачем?
– Ну, дай. Я быстро. Получишь крону.
– Давай крону – бери мушкет, – радостно ухмыльнулся дылда.
– Спасибо, дружище Фил.
Через несколько секунд глухо прозвучал выстрел. Мохнорылый дикарь упал замертво с развороченной тяжелой пулей башкой, заливая все вокруг свежей дымящейся кровью. Бледную полумертвую деву вахтенные отнесли в трюм. Отложив мушкет, Джереми подобрал брошенное на палубу платье и бросился следом. На корме судна по-прежнему реял красно-желтый испанский флаг. Просто забыли сменить, да и не до того было.
