Не могли решить только, как обойтись с самим мистером Джозефом Пападакисом. Дело свое он знал туго, а что дурак, русским это без разницы, им любой нерусский – дурак. Пападакис стабилен и абсолютно предсказуем, все его решения просчитываются на раз-два. Что бы ни случилось на заводе, понятно, как поведет себя директор, а это дорогого стоит. Он труслив, а значит, не наломает дров. Он полезный дурак.
Когда от полезного дурака Пападакиса, не склонного ломать дрова, пришел доклад о диверсии с распылением веселящего газа на конвейере, его спасло только чудо. Сначала-то в штабе подумали, что он сам под газом. Потом догадались: он такой бредятины выдумать не мог, это его подставляют. Карающий топор правосудия рубанул по дирекции завода и уполовинил ее, освободив много места для новых лузеров, но Пападакис отделался сильным испугом, крепким ударом по кошельку и временным неудобством, пока срабатывался с новыми дрессированными пиндосами.
Еще ему прислали в помощники Роя Калиновски, симпатичного на первый взгляд, старательного и въедливого парня, знавшего технологию назубок. Очень активного и способного в одиночку заменить полдирекции, включая директора. Пападакис это сразу почуял и напрягся.
Роя списали подчистую из Департамента культуры по причине излишней мнительности, которую он прятал под маской высокомерия.
В остальном Рой был хорош, просто в один прекрасный день выяснилось: никто не может с ним работать, потому что все хотят разбить его симпатичное табло.
Только Роя нам и не хватало, чтобы привычная черная комедия превратилась в трагедию и ружья начали стрелять.
* * *
Мнительного Калиновски вылечили на заводе от высокомерия в полминуты. Если совсем точно, доводил он коллектив полгода, а сама терапия заняла именно что тридцать секунд и показала шедевральную эффективность. Стоило бы ее взять на вооружение «культуристам» – и начать с себя. Не люблю, когда людей бьют, но отдельные экземпляры иначе не лечатся.
Рой мог болеть еще долго, если бы не его манера часами шляться вдоль конвейера и всех шпынять без разбору. Именно на конвейере он и нашел себе докторов, просто коллектив врачей, расслабленный традиционным русским добродушием, очень долго готовился к операции.
Любимыми мальчиками для битья у Роя были тим-лидеры – с кого можно спросить оптом за действия целой бригады, а бригада – это такой сложносочиненный организм, в котором всегда найдутся отклонения от нормы. Хотя он и рабочими не брезговал, и мастерами участков не пренебрегал, и начальника цеха мог осчастливить вниманием по самые гланды, и линейного технолога мимоходом озадачить. Да чего там наши туземцы, криворукие по умолчанию, и их аборигенные начальники, с рождения недоумки, – от него пиндосы стонали.
Кто не видел Калиновски до терапии – просто не верил, что этот пупсик мог быть кошмаром всего завода. Я тоже не видел – и не верил, а зря.
Цеплялся Рой к народу из самых лучших побуждений, ради эффективности, но делал это настолько топорно, что восстановил против себя весь линейный стафф. Те, кто помнил, «как это было при Дональде» – когда такой же парень в галстуке мог попросить разрешения занять твое место на пару циклов и своими руками показывал, на чем ты теряешь секунды или отчего тебе неудобно, – плевались Рою вслед. Он обладал редкой способностью глядеть на производственников сверху вниз с высоты своего грандиозного теоретического знания технологии и делать замечания самым оскорбительным тоном.
Заводчане на тот момент твердо знали, что они все делают хорошо и правильно, собирают лучшие в мире цитрусы, побеждают в соревновании, и так далее. Главное – держать темп, и нас никто не переплюнет. Мы пережили борьбу за укрепление дисциплины, мы со свойственной нам лихостью освоили Кодекс корпоративной этики, да ты нас теперь ядерной войной не напугаешь. Только не мешай дирекции имитировать бурную деятельность, а всем остальным – производить автомобили. Мы пиндосим, жрать не просим.
И тут приехал умник – интеллектуал, ядрена матрена, – из самого Департамента культуры производства. Департамент – это не хухры-мухры, туда кого попало не берут. Радуйтесь, провинциалы, вам несказанно повезло, он вас научит у станка стоять.
Вообще, кто его знает, этого Роя, что ему сказали, отправляя в глухую провинцию, – может, это самое и сказали, чтобы не думал, будто сослан в немытую Россию навечно. А то вдруг повесится.
Проникнувшись важностью своей миссии, Калиновски обозрел сборочную линию и сразу понял, какие тут скрыты бездонные резервы для продвижения культуры в массы. Штаб-квартира правильно сделала, прислав его сюда: производственники все испортили, и особенно они испортили людей. Русский стафф был непростительно разболтан. Он неправильно стоял, неправильно сидел, неправильно глядел и не с той ноги шагал. Он двигался неритмично, то слишком быстро, то слишком медленно, а если приглядеться, можно было заметить рабочих, которые чесали в затылке, подтягивали штаны, даже совали руки в брюки и разглагольствовали – кстати, наверняка ругали пиндосов, чего еще от них ждать.
Все менеджеры компании действительно начинали сборщиками, и Калиновски тоже. Он пробыл на сборке аж целый месяц и «понять конвейер» просто не успел. Иначе он знал бы, что сборка – искусство возможного, поиск компромисса между теорией и практикой. Иногда там нарушают технологию, чтобы не нарушить технологию, и делают странные телодвижения, чтобы все было зашибись.
Рой пошел бороться за эффективность на ровном месте – бороться с теми, кто был куда эффективнее его. Они все, как на подбор, оказались не только раздолбаями, но еще и грубиянами, поэтому каждая встреча с Роем заканчивалась штрафом по-любому. От него бы прятались, да на конвейере некуда.
За несколько месяцев Калиновски стал на заводе ходячим жупелом и олицетворением той фольклорной пиндосской морды, которой русские ура-патриоты запугивают своих детей. Заводской «отдел культуры» не знал, куда со стыда деваться. Это были, конечно, не такие артисты, что в команде Дональда – своих-то он забрал, – но вполне вменяемые люди под управлением заслуженного старого перца, который нарочно остался в России высиживать пенсию. Нашел себе тихую гавань, называется, а тут приперся Калиновски и устроил морской бой.
Его нельзя было подпускать к живым людям в принципе. Жалко, в Департаменте не догадались выделить ему отдельную конуру – сидел бы там, занимался теорией, авось и выдумал бы что-нибудь нетривиальное… Рядом с Роем худшие из ссыльных пиндосов смотрелись выигрышно. Да, они задирали носы перед русскими специалистами, особенно перед молодыми, а с рабочими общались строго через мастеров, чтобы не уронить свое достоинство беседой с низкоранговой аборигенной особью. Очень любили фразу «не моя проблема» и могли пожаловаться, что ты их не приветствовал, когда к тебе подошли со спины. Их улыбки не предвещали ничего хорошего. Зато они держали четко обозначенную дистанцию между собой и простым русским папуасом. Давали понять, что у них своя жизнь, менеджерская, а у тебя своя, тараканья. И если ты сам не подставишься, когда их благородия шествуют мимо, – тебя не раздавят. Они сделали тебе одолжение, приехав в немытую Россию, а ты цени это и не напрягай серьезных людей, то есть не подставляйся.
