Евгений вежливо улыбнулся:
– Правда? А куда?
– Ты делаешь это, чтобы доказать, что мы против насилия и жестокости! – подсказал Белдо.
– А мы против? – поддразнил старичка Евгений.
Белдо кокетливо ударил юношу кулачком по груди.
– Он еще и скромен! Итак, господа, Евгений Гамов! Выпускник нашей школы!
Один из берсерков неосторожно выставил ногу. Гигант схватил его за стопу. Послышался хруст костей. Берсерк упал. Другие поспешно натянули цепи.
– Не надо! – устало сказал Белдо. – К чему все это? Освободите его!
Пока с затихшего великана снимали цепи, Евгений подошел к Насте.
– Брось мне, пожалуйста, астру! – попросил он.
– Какую астру? – хмуро ответила Наста и внезапно обнаружила рядом полыхающий в вазе красный цветок. Это было явное чудо, но Наста ухитрилась остаться Настой и в этих обстоятельствах. – Сам возьми, не вдова!
– Мне важно, чтобы его дала именно ты! – мягко сказал Гамов.
– Зачем?.. – подозрительно спросила Наста.
– На удачу. Меня вдохновляют девушки, которым я не нужен.
– Кто тебе сказал, что ты мне не нужен?
– Этого не скроешь. Для всех здесь – я успешный сын розетки с четырьмя дырками, и только для тебя – ничто.
Наста фыркнула.
– Ну на!
Евгений поймал астру и, повернувшись, крикнул людоеду:
– Запомни этот цветок! Это будет последнее, что ты увидишь.
Тот, зарычав, бросился на Гамова, но последняя цепь еще удерживала его за ногу, и он упал. Евгений свистнул. Гиела-альбинос снизилась. Гамов запрыгнул в седло.
Белдо шепнул что-то в сведенный кулачок и резко распрямил пальцы. Пространство раздвинулось. Посреди зала возникла арена, огороженная незримым барьером. Берсерки поспешно ныряли в пока не закрывшийся проход. Последний, обменявшись взглядом с Тиллем, бросил под ноги людоеду боевую секиру и, отстегнув цепь, выскользнул за остальными.
Великан подобрал секиру, взвесил в руке и без предупреждения ринулся в проход, за которым толпились зрители. Дождавшись всеобщего вопля, Белдо сжал кулак. Закрывшаяся защита отбросила чудовище на метр.
Гигант вскинул голову и высоко под куполом обнаружил парящую гиелу. Та неспешно замкнула круг, чего-то ожидая. Великан перехватил секиру двумя руками и приготовился.
Взяв астру правой рукой, Евгений Гамов вытянул ее перед собой, как меч. Толкнул гиелу пятками и бросил в отвесное пике. Людоед ждал, собираясь отпрыгнуть и секирой ударить гиелу по шее. Евгений что-то крикнул, отдавая приказ. Не долетев нескольких метров, гиела внезапно раскинула крылья.
Распахнутые крылья гиелы на секунду заслонили от людоеда ее всадника. Он все еще считал, что его главный противник гиела, когда, перелетев через голову зверя, на него прыгнула ловкая фигура с подтянутыми к груди коленями.
Секира, развернутая лезвием к гиеле, запоздала. Она лишь рассекла воздух. Разогнувшиеся ноги ударили людоеда в грудь. Мощь удара, усиленного разгоном гиелы, была так велика, что гигант опрокинулся на спину. Затылок глухо врезался в каменный пол, а еще секунду спустя, навеки закрывая единственный глаз, пылающая астра коснулась его лба. На висках у гиганта вздулись жилы, он начал приподниматься, но дернулся и затих, неподвижный, как сломанная игрушка.
Евгений Гамов небрежно перешагнул через валявшуюся секиру.
– Ну вот… вроде все… – уронил он.
– Кармическое добро всегда побеждает вселенское зло! – торжественно произнес Белдо.
«Зыло», – одними губами, без звука, поправил Гай.
Никто не заметил, когда исчез барьер. Подбежав к мертвому людоеду, старичок накинул на него алый плащ, потом сдернул, и все увидели: тело исчезло.
Послышались запоздалые аплодисменты, оборвавшиеся после нетерпеливого движения Гая.
– А ведь всего несколько лет назад Евгений учился в заурядной школе! – засюсюкал Белдо.
– Ну не совсем заурядной. С французским уклоном! – скромно поправил Гамов.
– А, ну разумеется! – мгновенно уступил старичок. – Кстати, не напомнишь, а девушка у тебя тогда была?
Гимнаст, поэт и скрипач в одной упаковке смущенно улыбнулся и покачал головой. Белдо издал торжествующий старушечий писк.
– Я знал, я знал! Не зря я назвал тебя однолюбом! А теперь главное! Сегодня, в свой двадцать первый день рождения, Евгений встретит ту единственную, которую будет любить всю жизнь! Если она его отвергнет, его сердце разобьется!.. Так говорят звезды, а они не лгут! Это мы, люди, лжем звездам!
Гамов раздраженно повернулся к Белдо.
– Обязательно было открывать рот? – процедил он.
Белдо двумя руками коснулся груди, а потом сильно ударил себя кулаком по лбу, демонстрируя, сколь сильно он сожалеет о своей забывчивости.
– Ах-ах-ах! Вечно я!..
Несколько секунд Евгений смотрел в пол, а потом вскинул голову, как человек, которому нечего терять. Смуглая рука сжала цветок.
– Вспомнила! – шепнул кто-то на ухо Рине. Обернувшись, она увидела Гулю. Та стащила где-то бутерброд с рыбой и мелко, как мышка, обкусывала его кругом. – Я вспомнила этого парня! Он на наши занятия приходил! У него дар абсолютного приспособления!
– Как это?
– Ну когда несколько девушек в разное время видят одного и того же человека, но одна описывает его как блондина, другая как самовлюбленного шатена с татуировкой пумы на плече, третья как твердого, словно доска, атлета, четвертая – как романтика с длинными волосами… С одной он груб и резок, с другой робок и застенчив, с третьей – гениален, с четвертой – хозяйственный хомяк.
– А как он на самом деле выглядит? – спросила Рина.
– Да так вроде и выглядит. Он и сам по себе ничего, – сказала Гуля неуверенно.
Пока она шептала, чернокудрый красавец крался в толпе кошачьим шагом, держа астру в опущенной руке. Девушки нервно хихикали. Моложавые мамы пришли в непонятное волнение.
Не останавливаясь, Евгений миновал всех. Теперь перед ним осталась только Наста.
– Спорю, она не купится! – шепнула Рина.
– Считай, что проспорила, – спокойно ответила Гуля.
Ее слова прозвучали в полной тишине, потому что именно в это мгновение красавец плавно поднял руку и протянул цветок Насте. Та спрятала руки за спину.
– Пожалуйста! – мягко сказал Евгений. – Не ради меня! Ради бедного растения!
Наста не нашлась, что ответить, и взяла астру. Просочившийся между ними Белдо, прослезившись, обнял обоих.
– Об одном вас прошу! Не обманите звезды! – взмолился он.
Рина чуть не взвыла от банальности сцены, точно списанной из бульварного романа, но тут с ней рядом кто-то с чувством высморкался. Это была грузная дама, до того показавшаяся Рине черствой, как корка. Теперь же черствой оказалась, получается, сама Рина.
