Это имело печальные последствия. Когда СССР вышел на мировой рынок синтетических алмазов, то компания «Дженерал электрик» подала на нас иск в патентный суд в Мюнхене. Она потребовала от СССР убираться с рынка и выплатить штраф в десятки миллионов долларов за нарушение международного патента США. Верещагин пытался уйти в кусты. Дело спас новый человек, это был выдающийся организатор и личность, директор созданного в Киеве в 1961 г. Института сверхтвердых материалов, Валентин Николаевич Бакуль (1908–1978), в будущем доктор технических наук, профессор.
(Из книги Б. С. Горобца «Секретные физики.!.». 2009.
(Глава «Алмазы и акулы»))
Война и наша почти победа
В Институте Бакуля, начиная с 1960-х гг. были разработаны технологии промышленного производства синтетических алмазов, других сверхтвердых материалов и инструментария на их основе для применения в буровом деле, машиностроении, медицине и др. областях. Начальную цену алмазов удалось снизить со 135 рублей за карат до 1 рубля (в среднем). Стойкость синтетических алмазов в инструментах была на 40 % выше, чем природных алмазов. Все их производство в СССР велось или контролировалось институтом Бакуля.
В критический момент Бакулъ уговорил ответственных работников правительства, аппарата ЦК КПСС и Торгово-промышленной палаты СССР привлечь к экспертизе О. И. Лейпунского, который работал в это время с ракетными топливами в Институте химфизики и ничего не знал о буре вокруг алмазов. Бакуль рекомендовал всеми силами восстановить его приоритет на способ синтеза алмазов. И только тогда, наконец, к делу подключилась АН СССР вот главе со своим вице-президентом Н. Н. Семеновым, нобелевским лауреатом. Лейпунскому было выдано свидетельство об открытии способа синтеза алмазов. Вот, что рассказывает о ключевом эпизоде разборок с янки сам В. Н. Бакуль.
«Завистников у меня очень много, и все радостно заладили: „Бакуль попался! Бакуль украл метод!“ И при чем тут Бакуль? Начинал же не я. Я только отладил технологию. <…> Когда патентное ведомство ФРГ <Международная торговля синтетическими алмазами происходила через биржу в этой стране> опубликовало заявку „Дженерал электрик“ на способ синтеза алмаза, то из Швеции, со ссылкой на статью Лёйпунского в журнале „Успехи химии“, поступило возражение против выдачи <американцам, которые заодно давили и шведов> патента. Так вот, когда началось разбирательство, суд пригласил для экспертизы Водара <Борис Водар, авторитетный французский ученый в сфере высоких давлений>. Водар, положив руку на Библию, заявил, что никакого метода Лейпунского нет, так как известный советский специалист в этой области Верещагин ни разу на него не ссылается. Как нет и никакого Лейпунского. В общем, сами себя высекли. За консультацией шведы обратились к академику Верещагину. Тот ответил, что Лейпунский умер (хотя он был жив!), а сам ничем не сможет помочь.
Коллизия в самом деле возникла сложная и неприятная для страны. Заварилась каша. Начались совещания. Верещагин всячески тянул, заболевал, вертелся, как уж на сковородке, и добился своего: на него махнули рукой. Замминистра внешней торговли Смеляков сказал: „Выручай, Валентин Николаевич!“. А у нас уже было согласились платить неустойку. <…> Я говорю: будем судиться. Он отвечает: „Если выиграете дело, — заходите к нам“. — „А если не выиграю, то не заходить?“ Ему стало неудобно, и он смутился».
Начались тяжелые переговоры с американцами, которые поначалу держались крайне самоуверенно. Постепенно стали более вежливыми. Взвесив свои перспективы, они посчитали, что судиться им рискованно, Бакуль продолжает рассказ:
«„Что вам даст суд“. — спрашивают американцы. — „Мы, — отвечаю, — добьемся аннулирования вашего патента, так как синтез алмазов проводится по методу Лейпунского“. Американец мне говорит:. „Если Вы сумеете по методу Лейпунского синтезировать алмазы, Вы будете героем“. А я достаю из кармана звездочку и показываю всем: я уже герой. Все расхохотались. <…> Позже мы пригласили в Институт Водара. <…> Я попросил у Лейпунского портрет и повесил его над микроскопом. Водар поднял голову и обомлел. Водара недавно избрали председателем Международной ассоциации высокого давления, и это было для него как пощечина. Ведь этот ученый, оказывается, есть! <…> Содержания достигнутого соглашения не публиковалось. Известно только, что обе стороны отозвали свои иски, договорились о рынках сбыта синтетических алмазов».
(Из книги [Моисеев. 2007. С. 78–88])
О «грехах» В. Н. Бакуля
«В нерабочее время Валентин Николаевич превращался в добродушного собеседника. Помнится, в такой обстановке инженер-технолог Г. Д. Костенецкая спросила: „Валентин Николаевич, а у Вас были грехи?“ Он тут же задал встречный вопрос: „Хотите знать, тяжело ли их носить?“. И после паузы ответил: „Тяжело…“»
[Там же. С. 110]
Бакуль: «Бить и бить!»
«1 февраля 1978 г. он написал второе заявление <об уходе с поста директора>. Его первый заместитель А. И. Прихна вспоминает: „Последние слова, которые Валентин Николаевич произнес в беседе со мной у него дома, были такие: Вы с этой своей демократией!… Разве так можно? Надо бить и бить!“»
В. Н. Бакуль скоропостижно скончался 5 июня 1978 г. В том же году директором Интситута стал доктор технических наук Николай Васильевич Новиков, ныне академик НАН Украины, президент Научнотехнологического концерна АЛКОН, крупнейшего в мире производителя синтетических алмазов, других сверхтвердых материалов и инструментов на их основе.
[Моисеев. 2007. С. 117]
Слово имеет профессор А. Л. Якубович
(ВИМС)
[29]
[ГМЖ-3. С. 79, 88, 92]
Как расшифровывается ЯГ-2
В 1945 г. Якубович пришел в ВИМС с идеей создания прибора, который чувствовал бы слабые радиоактивные поля урана на расстоянии до 100 м, что позволяло бы искать урановые руды с воздуха. Членкор АН СССР геофизик Г. А. Гамбурцев утверждал, что сигнал не превысит флуктуаций измеряемого фона гамма-поля. Якубович вскоре создал макет прибора ЯГ-2, который привез показывать на закрытое совещание в Минсредмаше. Гамбурцев опять выступил с обвинениями «молодого дилетанта в легкомыслии». Но в защиту Якубовича высказался академик Д. И. Щербаков, в то время курировавший урановую геологическую науку. «Человек широкой души и неиссякаемого юмора, он заметил, что дилетантизм автора в области геофизики может быть в какой-то степени смягчен его скромностью, о которой свидетельствует само название прибора „ЯГ“ — поистине редкий случай самокритики творца».
