А теперь давайте немного отвлечемся и подумаем вот о чем: перефразируя Талейрана, сказавшего, что война — это продолжение политики иными средствами, можно утверждать, что Великая Отечественная война была для народов, в ней участвовавших, продолжением жизни, но только в иных условиях. Да, жизни. В которой, как и в нормальных, мирных условиях, заболеваемость и медицина — стороны одной медали. Так вот: организация медицинского обеспечения военных действий Красной армии сделала возможным возвращение в строй до 75 % раненых и больных. А ведь это — фактически вторая по численности армия! Такого не знала и не знает до сих пор история войн!
Как, каким образом, благодаря чему это было достигнуто? В том числе и благодаря поразительной деятельности ГВСУ — Главного военно-санитарного управления (в последующем — Главного военно-медицинского управления), которым с первого до последнего дня войны руководил Ефим Иванович Смирнов, генерал-полковник медицинской службы. Его имя значительно менее известно, чем имена не только военачальников — Жукова, Рокоссовского, Конева, — но и великих фронтовых хирургов, к примеру Юдина, Бурденко, Джанелидзе. И думаю, связано это скорее всего с сугубо психологическим моментом: тысячи блестящих операций, сохранившие тысячи жизней, поражают людское воображение куда сильнее, чем тот факт, что сотни тысяч здоровых солдат не стали больными.
Да, наряду с госпиталями, санитарными поездами, невиданным по размаху, поистине всенародным донорством, здоровье армии было бы немыслимо без медицинской и эпидемиологической разведки, без санитарных кордонов в прифронтовой полосе и тылах армии, без тяжелого и уж никак не овеянного военной романтикой труда банно-прачечных и дезинфекционных подразделений. Ведь доподлинно известно, что буквально в нескольких сотнях, а иногда и десятках метров от наших солдат, по ту сторону линии фронта, у немцев, возникали вспышки тифа, дизентерии, инфекционной желтухи, холеры, туляремии. Но ничего подобного по масштабам не было в нашей действующей армии (заметьте, что речь идет о годах, когда еще не наступила эра всесильных антибиотиков). Несомненно, это стало еще одним стратегическим резервом Красной армии. И главным медицинским стратегом эпидемиологической безопасности армии был он, генерал Смирнов, встретивший войну, кстати, в возрасте тридцати пяти лет.
Вот почему в рассказе о наградном оружии, полученном военным патологоанатомом, моей мамой, за предупреждение возможной холерной инфекции в войсках Северо-западного фронта в 1942 году, я и счел возможным напомнить сегодня, когда с тех пор миновали десятки лет, об этих, к сожалению, не так уж известных страницах истории нашей военной медицины.
Ну а что же все-таки произошло в районе Демянска в 1942 году? Капитан медицинской службы М.И. Чернякова срочно доложила о патологоанатомической находке — как положено, по инстанции. Рапорт был принят к сведению. Естественно, я не располагаю документами, какие же конкретные меры предприняло командование в связи с этим рапортом. Вскоре маме вручили именной пистолет с соответствующей гравировкой на рукоятке и полагающееся к нему удостоверение. А что до противника, то известно, что при ликвидации Демянского котла пленных почти не было. Впрочем, на войне как на войне…
К слову, о наградах и постах. После окончания войны Е.И. Смирнов в разные годы возглавлял Главное военно-медицинское управление и даже был министром здравоохранения СССР. Избрали его и в Академию медицинских наук. Много лет Ефим Иванович был главным редактором Большой медицинской энциклопедии. А вот звания Героя Социалистического Труда его удостоили лишь в 1978 году. В связи с 75-летием. В нескольких строчках Советского энциклопедического словаря, где его имя упомянуто между Смирновым Дм. Ник., рабочим-революционером, и Смирновым Ив. Ив., советским историком, о вкладе генерала Смирнова в победу над гитлеровской Германией не сказано ни слова. Только биографические данные. Такие вот дела…
А мама в 1944 году демобилизовалась из армии. Затем — аспирантура, кандидатская диссертация, долгие годы врачебной деятельности. И если вы спросите меня, а что же ее наградной «вальтер», то я, вздохнув, отвечу: увидеть его мне так и не довелось. Годы спустя мама с улыбкой рассказывала, что уже ранним августовским утром 1944 года, когда в роддоме на Арбате я заорал, оповещая мир о своем появлении на свет, она решила сдать пистолет в военкомат. «Мальчишка и оружие — две вещи несовместные» — так по-своему цитировала Пушкина моя мама-врач. И была права. Вот уже около тридцати лет я врачую тоже и к оружию тяги не испытываю. И дай Бог, чтобы держать его в руке мне так и не пришлось.
О «подростковом синдроме» и армии
Для чего стране нужна армия? Странный вопрос. Для того, чтобы защищаться от врагов. А когда нет войны, в мирное время? Да для того же — чтобы готовить защитников Родины. Но разве об этом думают большинство матерей, обещая своим буйным недорослям: «Ничего, в армии из тебя человека сделают!»?..
Для чего в стране нужны тюрьмы? Еще более странный вопрос. Для изоляции преступников и содержания их вне общества. Но, говоря: «Будешь болтаться без дела, свяжешься с дурной компанией и в тюрьму попадешь!», мы разве всерьез предрекаем любимому чаду ужасное будущее?..
Конечно, нет. Просто и в том и в другом случае мы упоминаем эти специализированные институты любой развитой государственной системы, когда не в силах уже сами справиться с «подростковым синдромом» у своих мужающих детей.
Что же такое «подростковый синдром»? Это тотальный нигилизм, т. е. неприятие любых авторитетов в сочетании с переоценкой собственных возможностей. Это повышенная и неконтролируемая агрессивность в сочетании с постоянными попытками к самоутверждению. И как следствие — это стихийное стремление к самоорганизации, вплоть до противопоставления себя обществу. Во всем мире подростковая преступность доходит до 40 % именно потому, что социальные навыки в этом возрасте находятся в зачаточном состоянии, а самодисциплина отсутствует вовсе. Только насилию извне может подчиниться стихийная душа подростка.
В животном мире, с его первобытными и по необходимости жестокими законами, подросший молодняк представляет собой жалкое зрелище. Вечно голодные, они постоянно изгоняются взрослыми самками и самцами на периферию стада и первыми падают жертвами хищников. Но если нарушить этот мудрый, установленный природой порядок, то погибнет все стадо. В жуткое кровавое побоище превратилось лежбище морских котиков на Камчатке, когда биологи выгнали с него в море взрослых самцов-сивучей. Никем больше не сдерживаемая орда подростков давила новорожденных малышей, грызла всех и вся в неумелых попытках создавать гаремы и беспорядочно совокупляясь…
Уже на заре человечества у первобытных племен существовали обряды посвящения с последующим проживанием юношей в охотничьих и воинских «лагерях», а также сборы девиц для общественной работы. Школьные классы и ПТУ, всевозможные скауты, пионеры, гитлерюгенды и спортивные общества вышли, по сути, из этих обрядов, потому что, как и тогда, молодежь отделяется от родителей (и от общества) и подвергается дисциплинирующему воздействию старших наставников и своего собственного коллектива. В противном случае, будучи предоставлены сами себе, они сбиваются в стихийные шайки, а то и банды, толкутся по подъездам и дискотекам, хиппуют, кайфуют, а теперь и ширяются.
