Следующая группа препаратов интересна тем, что механизм ее действия сходен с метформином и направлен на преодоление нечувствительности к инсулину. К этой группе с непроизносимым названием тиазолидинедионы относятся доступные и в России авандия (росиглитазон) и актос (пиоглитазон). Только вот, даже если механизм их действия и сходен с метформином, конечный результат разный. Уж больно велик у препаратов этой группы риск серьезных побочных эффектов.
Первый представитель это группы — резулин — был отозван с рынка из-за серьезных побочных действий на печень. С 2010 года в Европе запретили авандию, с 2011 года во Франции и в Германии отозвали актос: европейские врачи считают, что вероятность серьезных побочных эффектов перевешивает потенциальную пользу.
В Америке оба препарата еще применяют и ждут результатов проводимых исследований. (Интересно, что сходная судьба, только наоборот, была у того самого метформина! Он много лет с успехам применялся в Европе, а американский комитет по лекарствам не давал разрешение на применение его в США и всё требовал дополнительных испытаний по его безопасности!)
Как актос, так и авандия могут задерживать жидкость, что может приводить к развитию сердечной недостаточности, и даже есть подозрения, что они могут способствовать развитию рака мочевого пузыря. В общем, ждем окончательных результатов клинических исследований, которые и решат судьбу этих, по сути, многообещающих препаратов.
Следующая группа препаратов — в основном для тех, у кого сахар подскакивает особенно высоко после еды. На нашем рынке известен как глюкобай (акарбоза), препарат блокирует определенные пищеварительные ферменты, которые способствуют превращению полисахаров в удобоваримую форму. В итоге сахар крови после еды подскакивает уже не так сильно.
На общих показателях в результате это отражается весьма умеренно: гликозилированный гемоглобин понижается в среднем на 0,5 единиц. Из побочных явлений — вздутие живота и понос. Такие же они и у другого препарата, который также блокирует пищеварительные ферменты, только здесь уже на уровне поджелудочной железы, — ксеникал (орлистат). У нас этот препарат популярен у тех, кто хочет похудеть. Действительно, он блокирует всасывание жира и может помочь снизить вес, нормализовать холестерин и уменьшить сахар. Эффект, конечно, весьма умеренный, да и понос может быть выраженным.
Последнее время появились новые препараты, которые вмешиваются на уровне тонкой биохимии функции поджелудочной железы (там ведь, помимо инсулина, вырабатывается масса других гормонов и пептидов). Сахар они снижают не очень сильно (гликозилированный гемоглобин — на 0,6–1,0 единиц), однако и не резко.
Доступная у нас баета (эксенатид) к тому же способствует снижению веса, и не исключено, что этот ее эффект найдет применение не только у диабетиков, но и вообще как лекарство для похудения (плюс частое побочное явление препарата — тошнота — тоже способствует снижению аппетита!). Как и другой препарат сходного действия, онглиза применяется как вспомогательное средство у тех, у кого сахар плохо контролируется комбинацией двух препаратов.
Еще один новый препарат, доступный и у нас, — виктоза (лираглютид), также редко рассматривается как препарат первой группы, но может вводиться под кожу раз в день или даже раз в неделю (как и баета) и также может способствовать снижению веса. Все эти препараты очень дорогие, эффект на снижение сахара скромный, долговременная безопасность пока до конца не определена. Но исследования ведутся, направление это очень перспективное, и мы ждем новых открытий!
Глава 6. Моя жизнь от интерна до главврача
Живые интерны не опаздывают
В американском госпитале врачу опоздать на работу совершенно немыслимо! Это просто невозможно по определению — никакие «заболел», «проспал» никому в голову не придут. В американской резидентуре, как на Российском флоте: интерны, как и матросы, больными не бывают — только живыми или мертвыми!
Обычно приезжаешь к 6 утра, в 7 ты уже должен представить новых больных заведующему. Поэтому выезжать надо в 5 утра. В Европе, если ты выехал в 5 утра, на улицах никого, и полицейские машины тебя внимательно рассматривают: что ты, собственно, здесь делаешь? В США в это время на трассах уже полно машин, люди на ходу пьют кофе из огромных кружек, у многих к панели приделаны столики и на них — бутерброды. В госпитале на многоярусной стоянке в 05:50 места есть только на верхних этажах — на удобных первых уже всё занято!
Как-то в несчастливое для меня утро я ехал на работу и уже на подъезде к госпиталю в меня врезался огромный «Каддилак» с черным человеком за рулем! Он вошел в мой «Форд», не тормозя, и вся левая сторона — водительская дверь вместе с рулем и водительским креслом — была вмята до середины автомобиля. Парадоксально, но меня спасло то, что я в преддверии въезда на паркинг уже отстегнулся: ударом и подушками безопасности меня выбросило из-за руля аж на заднее сидение, а оттуда — через окно задней левой двери, на асфальт!
Когда я ненадолго пришел в себя, лежа в крови на асфальте, рядом уже была «Скорая», а мой бедный «Форд», сплющенный до ширины велосипеда, лежал на газоне какого-то коттеджа неподалеку: вот куда улетел, проломив забор! «Скорая» привезла меня в мой же госпиталь, в родной приемный покой, где меня обступили друзья-интерны. Там я опять пришел в себя; открыл глаза; увидел часы над собой, лица коллег; понял, что все-таки доехал, у меня еще 5 минут, и первое, что произнес: «Скажите доктору Аппикурангу (наш заведующий, который должен был делать обход), что я уже здесь!»
Через какое-то время пришел и сам доктор — огромный, франтовато одетый и всегда благоухающий негр — и сказал: «Александр, ну что же ты со мной так, я что, зверь какой? Все другие заведующие теперь показывают на меня пальцем — я, мол, так интернов запугал, что они из комы с моим именем на устах выходят!»
Мона Лиза
Я с детства рос в окружении картин и разговоров о них. Мой знаменитый дедушка-академик был страстным коллекционером и знатоком живописи. Он и умер, получив обширный инфаркт, сильно повздорив с антикваром, который пытался всучить ему подделку! Во времена «железного занавеса» русских за границей бывало мало, дед же ездил на симпозиумы и съезды постоянно.
У иностранцев был другой стереотип русского, они удивлялись, что он одет как европеец (не в сапогах!), всесторонне образован и знает языки. Как-то он был приглашен к очень известному английскому профессору (еще и барону!) в замок. Хозяин встретил, и они прошли по длинной галерее, увешанной картинами, увлеченно при этом разговаривая на темы медицины. Позже он спросил деда:
— Я слышал, вы любите живопись? Мы ведь прошли по галерее, где у меня довольно неплохая коллекция английских художников, а вы даже не взглянули! Дед невозмутимо ответил:
— Почему же! Просто мне было неудобно прерывать наш разговор! У вас там действительно есть и прерафаэлиты, и Лоуренс, довольно редкий Генсборо и два отличных Констебля!
