– Так вернешься, я и отдам… Как раз машину продам…
– А я в отпуске у кого просить буду? – спросил Алексей и сел за руль, не дожидаясь ответа, потому что сосед едва ли знал, у кого будет просить деньги в отпуске старший лейтенант. Он даже не поинтересовался, куда старший лейтенант едет…
«Пятерка» сама заставила соседа посторониться…
* * *
Людмила уложилась в выделенный сумочный лимит, но все же так, что сумка с вещами при всем ее огромном старании и стонущем треске по всем не очень прочным швам застегнуться не смогла. Алексей не стал проявлять привычную демонстративную командирскую жесткость, ничего не сказал, но, взяв сумку, чтобы отнести ее в машину, по дороге, воспользовавшись распахнутой дверью, выбросил в ванну то, что лежало сверху. Не разбирая даже, что выбрасывает… Как поступил бы в подобной ситуации с солдатами, так же поступил и с женой… В багажнике машины сумка без проблем застегнулась. Все остались временно довольны, особенно Анастасия, которая действия отца наблюдала и молча одобряла, как всегда одобряла все, что шло от него. Она вообще и всегда радовала Алексея стремлением к аскетизму, и он был доволен, что в этом она выдалась не в мать.
Из города Пашкованцев старался выезжать там, где было меньше светофоров. И умудрился проехать быстрее, чем если бы выбрал основные магистрали, традиционно изобилующие пробками. Но уже за городом, переключившись на пятую передачу, он больше не включал четвертую даже там, где это требовалось, если только совсем не падали обороты двигателя, чтобы лишний раз не отжимать сцепление. Ногу тренировать, конечно, надо, как советовала хирург-косметолог, но и поберечь ее на долгий путь и на движение по Москве тоже стоило. В Москву, как только въедешь, нога почти постоянно будет находиться на педали сцепления. И потому за те четыре часа, что обычно уходит на дорогу до Москвы, сильно нагружать себя не следует…
Людмила пользовалась моментом, когда муж готов говорить, потому что прекрасно знала, что он предпочитает за рулем больше разговаривать, чтобы не спать, и засыпала его вопросами, хотя удовлетворяться ей опять же предстояло ответами короткими и большей частью односложными. Сейчас ее очень интересовало предложение бабушки, еще вчера днем однозначно отвергнутое, но, похоже, мысль о Москве из головы не выпадала и время от времени активизировалась, следствием чего стали размышления уже не столь категоричные, как раньше.
– Вообще-то говоря, Москва – это для ребенка не так уж плохо… Особенно с точки зрения образования… Как ты считаешь?
– Никак… – Алексей не стал расшифровывать, что его «никак» вовсе не говорит о том, что он сомневается в системе образования в московских школах. Просто он для себя уже решил этот вопрос, и Людмила первоначально самостоятельно пришла к тому же мнению, так зачем же еще раз его вытаскивать на белый свет.
– Да и культурная жизнь… Театры, выставки…
– Давно была? – смотрел он упорно на дорогу, а не на жену.
– Где?
– В театре…
– В нашем?
– В любом…
– В нашем… Ни разу… С Анастасией в кукольный ходила и в цирк… А сама… Ни разу…
– А в московском…
– Часто я в Москве бываю?
– Каждый год…
– Сам помнишь… Два раза с тобой ходили… За всю жизнь…
– А дома почему так?…
Она плечами пожала. Понимала, что дома как-то всегда не до того. И поняла, что муж хотел сказать. Что если в Москве жить, тоже будет не до того, если ты не заядлый театрал, а так…
Людмила при этом не поясняла, какое отношение дочь имеет к походам в театр, себя ли жена тоже видит сейчас или в будущем московской жительницей, или имеет в виду, что если посещать дочь у бабушки придется постоянно, можно и в театры попутно ходить. А Алексея расшифровка размышлений жены интересовала мало. Вопрос решен, и сослагательное наклонение неуместно…
– А что бабушка хочет? – с заднего сиденья спросила Анастасия.
– Бабушка хочет, чтобы ты, доча, в Москве жила, с ней, и в московской школе училась.
– А вы?
– А мы дома бы жили…
– Нет, я без вас не поеду…
Анастасия ответила спокойно и уверенно. В свои шесть лет она умела совершать решительные поступки.
– Вопрос ясен… – подытожил Алексей и включил сигнал поворота, чтобы остановиться на площадке для отдыха дальнобойщиков, где шла оживленная продажа шашлыков, шаурмы, пирожков и прочего, что есть было опасно.
– Передохнуть хочешь? – спросила Людмила.
– Воды минеральной купи. Только без газа. Мне позвонить надо…
– А мне газировки без газа… – попросила Анастасия.
Пока Людмила искала минеральную воду без газа, Алексей вышел из машины, нашел в памяти трубки номер и включил вызов. Лопухин ответил сразу.
– Здравия желаю, товарищ страшный сержант… – сказал Пашкованцев буднично, зная характер Сережи Лопухина и понимая, как тому теперь тяжело. Но любое сочувствие не может быть до конца принятым, потому что сочувствующий разговаривает, стоя на двух ногах, а Лопухин на двух своих ногах стоять уже не будет никогда. А высказанное вслух сочувствие обязательно, даже против желания говорящего, будет эту разницу подчеркивать.
– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант… А я как раз сейчас о вас думал… И вы – легки на помине…
– Очень плохо думал?
– Думал, что вы только успели отсюда выбраться, как меня сюда занесло… Да еще в таком виде, что… Вы же знаете… Товарищ лейтенант сказал, что звонил вам… Это он вам номер дал?
Значит, Медведев не сообщил даже, кому принадлежит инициатива покупки трубки страшному сержанту. Это как-то неприятно кольнуло и сразу сплюсовалось с рассказом лейтенанта о том, как он расставлял отделения взвода в поиске по ущелью. Было впечатление чего-то не очень приятного, хотя Пашкованцев обидчивым никогда не был и всему старался найти объяснение. Нашел и теперь. Медведев понимает, что ему трудно заиметь во взводе авторитет после предшественника, у которого с солдатами отношения были не только командирские, но еще и почти дружеские. Сам лейтенант опыта не имел, чтобы на такие или какие-то другие похожие отношения выйти, и шел проторенной дорожкой. Пользовался мнением старшего лейтенанта Пашкованцева, выдавая его за свое, и этим был счастлив. По крайней мере, обижаться на это не стоило, тем более не стоило делать из этого трагедию. И уж совсем нельзя было объяснять, чтобы не уронить командирский авторитет лейтенанта.
– Да, он мне сразу с твоей трубки позвонил… Чтобы и у меня в памяти трубки номер остался, и у тебя… Первый, видимо, звонок…
– Нет, первый – другой… – сказал Лопухин. – Первый какой-то девке… Я трубку осваивал и нечаянно вызов нажал… Девка какая-то ответила…
Старший лейтенант внезапно поймал себя на мысли о том, что оба они интуитивно, наверное, говорят о всяких пустяках, чтобы не касаться одной больной темы. Просто стараются убежать от этой темы. Но Алексей умел брать на себя и смелость, и ответственность. И потому спросил, возвращаясь к основной теме не сразу, но все же возвращаясь:
