Упомянутый Фридрих Хайек, правда, считал, что кризисы порождаются не экономикой, а ее избыточным регулированием. Это не совсем верно. Из того, что мы знаем, ясно, что «волнение» — имманентный признак всех природных процессов. И потому точнее будет сказать, что дурное регулирование экономики может ускорить или усугубить кризис. На примере с Рузвельтом мы это прекрасно видели.
Вышеупомянутый Центробанк, который пытается управлять ставками, осуществляет свое регулирование в сфере «экономического кровоснабжения» — денежного обращения. И пользуется для этого своим монопольным положением. А о вреде монополий мы уже все знаем… Можно ли надеяться на «честный» и высокопрофессиональный Центробанк, который удержится от ненужных подергиваний рычагов? С тем же успехом можно надеяться на доброго царя.
Скажем, до введения евро немецкий Бундесбанк считался одним из самых профессиональных Центробанков в Европе. Но ведь именно Германия продемонстрировала миру в XX веке две самых ужасных гиперинфляции, а при объединении ГДР и ФРГ социалистические остмарки были обменены на капиталистические дойчмарки по курсу 1:1 не по экономическим, а по чисто политическим причинам, хотя всем было ясно, что социалистическая экономика ГДР слабее капиталистической экономики ФРГ и что просоциалистичен-ные восточные немцы гораздо худшие работники, нежели немцы западные. Эта «экономическая политкорректность» потом дорого обошлась немецкой экономике. Где был хваленый Бунденсбанк?..
Именно поэтому Фридрих Хайек и предложил отказаться от монополии государственных денег. Идея неожиданная, но логичная. Если мы понимаем, что производство мыла и спичек — не «государево дело»… Если в обществе есть осознание того простого факта, что товары должны производить и рыночно распределять частные производители, то почему выпускать такой товар, как деньги, непременно должно государство? Откуда это следует, кроме привычки?..
Когда-то люди думали, что тюрьмы — дело государственное. А сейчас в мире все больше частных тюрем, которые выигрывают тендеры на содержание заключенных. Так может быть, пришла пора расстаться и еще с одной иллюзией — о том, что деньги может эмитировать только государство?
Нет, у государства никто это право отнимать не будет. Но если оно на своей территории вступит в честную конкуренцию с иными структурами, эмитирующими деньги — например, с частными банками, — оно наверняка проиграет. Потому что государство — неэффективный менеджер.
Ну в самом деле, почему на территории некоей страны ходит только одна валюта, а другая запрещена? Это дает внерыночные преимущества государству: оно может восполнять свои расходы (например, на пособия бедноте или раздутые штаты контролеров) простой подпечаткой денег — то есть за чужой счет, за счет граждан. Причем тех граждан, которые плодотворно трудятся. Иными словами, избыточная соци-алка превращает тунеядцев и откровенных паразитов, живущих за счет успешных работников, в политическую силу, торгующую своими голосами на выборах.
А если бы государству (Центробанку) пришлось честно конкурировать на своей территории с другими валютами (стран и частных банков), то сразу бы выяснилось: избыточная подпечатка денег снижает их стоимость. Люди начинают предпочитать другую валюту, более «весомую» и надежную, «убегают» в нее. И тогда любой эмитент, ежедневно отслеживающий курс своей валюты, вынужден будет изымать излишки, чтобы не допустить падения своего товара по сравнению с товарами конкурентов.
Мне могут возразить: вы, любезнейший Александр Петрович, в своих книгах, ратуя за глобализацию и объединение всего человечества в единую либеральную империю, говорили, что отсутствие границ, таможен и препятствий благоприятно сказывается на экономике. Единый язык — это удобно, единая система мер и весов лучше, чем хаотичный разнобой. И единая валюта техничнее, чем десяток.
Все верно. Лучше. И удобнее. Но…
Если на единство системы мер и весов никто не покушается, то даже единая межнациональная валюта типа евро, к сожалению, не стала твердой денежной единицей и оказалась подвержена инфляции. Потому что не освободилась от влияния правительств. И потому что на нее постоянно покушаются евросоциалисты. И надежды, которые возлагали на новые деньги многие люди, включая моего собеседника Виктора Чибрикина, — надежды на то, что валюта эта станет воистину «ничьей», «межправительственной» и потому независимой, не оправдались.
Значит, нужно вывести правительства из зоны влияния на финансы. Якобы независимые от национальных правительств центробанки этого сделать не смогли. Негосударственная американская ФРС этого сделать не смогла. Наднациональная денежная единица этого тоже не сделала. Правительства все равно сохранили рычаги политического влияния на деньги. Значит, нужно включать конкуренцию! Она повысит качество товара автоматически.
Да, разумеется, одна денежная система в одной стране удобнее, чем сто, но никто и не говорит, что их будет именно сто, а не пять или восемь. Это, во-первых. А во-вторых, выбор — дело вообще не легкое. Это знает каждый, кто когда-нибудь выбирал обои, автомобиль или кофеварку. То ли дело в коммунистическом обществе — надел безальтернативную серую телогрейку, и голова ни о чем не болит!.. А в свободном обществе приходится думать.
Давайте же подумаем. Если государство (чиновники, бюрократы) не справляются с какой-то задачей, что в такой ситуации нужно делать? Рецепт известен. И я его проиллюстрирую на примере моей любимой политической героини Маргарет Тэтчер. Она взвалила на свои плечи издыхающую, пораженную коростой социализма английскую экономику, в которой были сильные профсоюзы и иждивенческие (социалистические) настроения. А самой тяжелой проблемой, самой гнойной язвой были шахтеры.
Вообще, я вам так скажу: профсоюзы — это беда. И объясню на простом примере. Представьте себе, что вам нужно сделать ремонт. Вы наняли бригаду трудолюбивых таджиков и договорились с ними на какую-то цену. А где-то на середине работы таджики вдруг устроили забастовку и требуют от вас повышения оплаты. «Но мы же договорились!» — возмущенно восклицаете вы. «А у нас теперь профсоюз! И уволить нас вы теперь не имеете права», — отвечают вам эти славные ребята.
Профсоюзы, конечно, зло. И с этим злом Маргарет столкнулась вплотную. После Второй мировой войны в Северном море открыли запасы газа, а это более дешевое и экологичное топливо, нежели уголь. И уголь стал не нужен. Угольная отрасль стала бременем для страны. Особенно наглели шахтерские профсоюзы — постоянные бунты, требования повышения зарплаты… Эти борцы за справедливость настолько разозлили нацию, что после того как в результате шахтерских забастовок в 1979 году пало правительство лейбористов, избиратели буквально втолкнули во власть жесткую Маргарет. И трижды после этого избирали именно и только ее.
Тэтчер решила раздавить социалистическую гниду. Оглядев хозяйским глазом британскую экономику, она убедилась, что экономика пребывает в полной бесхозяйственности. У государства была доля не только в угольных шахтах, но и в сталелитейной, автомобильной, авиационной, телекоммуникационной отраслях. Маргарет решила всю эту богадельню распродать капиталистам, чтобы они начали давить из английских рабочих пот и пить их кровь. Это было разумно и справедливо. Аэрокосмические дела, сталь, газ, автомобили, телекоммуникации, железные дороги — все это постепенно распродавалось и принесло казне к 2000 году 150 миллиардов долларов. Но это было не главным достижением, а лишь приятным бонусом. Главным было то, что приватизированные предприятия стали работать лучше. В 1987 году 22 государственных предприятия принесли казне полмиллиарда фунтов стерлингов, а после приватизации те же предприятия дали бюджету 8 миллиардов. В 16 раз больше!
