Вот как описывали положение дел современники императора: «Мы все были гражданами многонациональной империи, самая суть которой состояла в смешении народов, рас, культур и религий. Общим для всех нас было одно: император. Лояльность по отношению к нему объединяла нас, сообщала нам чувство долга по отношению друг к другу и всех вместе — по отношению к государству. Неважно было, высоко вы стоите или низко. Чувство общности передавалось всем. Никому и в голову не приходило воспринимать австрийцев как немцев. Для немецкого национализма просто не было места. Мы были конгломератом народов, в сущности, равноправных, потому что выходец из любого народа мог подняться на любой государственный пост, будь он родом из Вены, Далмации, Львова или же из Кракова». И евреи были абсолютно в таком же положении — император равным образом защищал всех своих подданных. За подобную политику австро-венгерские антисемиты даже называли Франца Иосифа еврейским императором.
Крис Цвиич в журнале «Вестник» приводит слова директора австрийского иновещания Пауля Лендвайна: «Мой отец был венгерским евреем. Он часто и беспрепятственно ездил по делам в Вену, а когда началась Первая мировая война, охотно пошел в австрийскую армию, сражался на Восточном фронте и был удостоен боевых наград. Мне запомнились его слова о том, какое это благо: пользоваться гражданским миром, созданным для всех народов в Австро-Венгрии». Ему вторит директор Венского военного музея профессор Манфред Раухенштайнер: «Недаром теперь столь многие вспоминают об ушедшей в прошлое дунайской империи с откровенной ностальгией. Австро-Венгрия поддерживала мир в Центральной Европе и на Балканах, служила сближению и процветанию всех и каждого…»
Но недовольство уже зрело. Когда-то славяне буквально молились на австрийскую монархию, которая защищала их от турок, но к концу XIX века молодые славянские нации вошли в подростковый возраст, и им захотелось самостоятельности. Им захотелось собственного языка, автономии. И постепенно империя начала трескаться — раньше военные части Австро-Венгрии были интернациональными, а к концу XX века, потакая националистическому угару, стали формировать части чисто хорватские, венгерские, немецкие… Это были уже шаги к катастрофе.
Молодые нации, так жаждавшие самостоятельности и называвшие их общий имперский дом точно так же, как и российские революционеры, «тюрьмой народов», вели дело к распаду, к развалу империи. Но что они, по сути, разваливали?
Общий рынок.
Тот же автор приводит слова современного венского экономиста Феликса Бучека: «Экономических проблем у Австро-Венгрии практически не было. В ее границах процветала не только торговля, но и величайшая свобода предпринимательства и финансирования. На инвестиции не было никаких ограничений. И важно то, что капиталовложения были не только частными, но и государственными. Правительство строило шоссейные и железные дороги, развивало всяческие микроструктуры и вообще всеми мерами способствовало благосостоянию граждан, причем наибольшее внимание уделяло развитию не центра, а периферии. Громадные суммы, в частности, вкладывались в подъем благосостояния Боснии-Герцеговины».
Касательно вкладывания денег в развитие периферии, это правда. Многие экономисты считают, что именно это послужило толчком для распада империи — через ослабление желания у жителей метрополии делиться с колониями. Есть и другая точка зрения: избыточный гуманизм сгубил империи — жесткий XIX век с его базовой идеологемой под названием «бремя белого человека» сменился гуманно-социалистическим XX веком с главной идеологемой «все люди равны». А раз так, то какое право имеет колонизатор управлять колонизируемыми? Окончательно колониальная система распалась в середине XX века, когда эта идеологе-ма восторжествовала. Когда ушли последние проявления расизма и апартеида. И равенство начало перерождаться в политкорректность, откровенное оглупление и торжество разнообразных меньшинств с квотированием.
Помните, в начале книги мы упомянули Черчилля, который описывал процесс развала Российской империи в одной из своих книг? В 1942 году тот же Черчилль, говоря о возможном распаде Британской империи, сказал: «Я стал премьер-министром Его Величества не для того, чтобы председательствовать при ликвидации Британской империи». И такие слова были ничуть не удивительны для человека, который лично убивал туземцев, усмиряя повстанцев в Судане. Однако по миру шла волна, которой не мог противостоять даже великий Черчилль — как не мог противостоять исторической волне великий Цицерон. Разница только в том, что та волна утверждала империю, а эта ее разносила…
Римская империя в описанный период начиналась, а Австро-Венгерская, равно как и Британская, и Российская, и прочие — уже заканчивали свой путь. «Эпоха империй прошла» — кому не знакома эта фраза!..
Но если эпоха прошла, к чему тогда был разговор о будущем американском цезаризме? Так прошла эпоха империй или она только начинается?..
Сейчас в Европе живет потомок дома Габсбургов Отто фон Габсбург. Он двадцать лет был членом Европарламента в Страсбурге, дважды в нем председательствовал. Отто много думал и делал для объединения Европы, а о новых членах Европейского Союза говорил так: «В ряде случаев они являются бо'льшими европейцами, нежели некоторые старые члены ЕС».
И вот что этот наследник Габсбургов сказал об ушедшей империи: «Если бы Австро-Венгрия уцелела — в форме свободной федерации или конфедерации народов, — а в особенности, если бы экономическое единство ее народов было сохранено, — все последующее политическое развитие Центральной Европы было бы совершенно иным. Весьма вероятно, что Гитлер никогда не получил бы того шанса, который на деле ему представился. Мы не должны забывать, что к власти он пришел на волне экономического кризиса, знаменитой Великой Депрессии, столь сильно потрясшей устои западной цивилизации. Но эта депрессия началась ведь не где-нибудь, а в Вене, и была прямым следствием развала дунайской державы».
Удалось бы сохранить Австро-Венгрию (а также Британию, Российскую империю и проч.) — вопрос спекулятивный. Раз все империи рухнули, значит, была тому объективная причина. Они рухнули потому, что империя не обеспечивает политической свободы, которая, в свою очередь, есть всего лишь условие для развития экономики — не более. Инструмент. Если экономика, подталкиваемая прогрессом и личным интересом, прет вверх, она взламывает старые и мешающие ей политические устои. А именно на этих устоях и стоит империя.
Невозможно имперское правление при всеобщем избирательном праве. А человеку, производящему товары, в экономике нужно представительство — хотя бы затем, чтобы обсуждать размеры налоговых изъятий. В Венгрии во времена Австро-Венгерской империи жило 11 миллионов человек. А право голоса из них имели всего 1,2 миллиона. Это и положило начало взлому империи.
А если бы дали избирательные права?.. Все равно бы все рухнуло.
У Франции в середине прошлого века остро встал вопрос Алжира — отпускать или не отпускать? Алжир был одним из департаментов, то есть, собственно говоря, частью Франции. При этом равенства в избирательных правах в Алжире не было: один голос европейца там приравнивался к восьми голосам мусульман. Через несколько лет аборигенам равные избирательные права предоставили. Но Алжир все равно ушел. Почему?
