Кризис — это не катастрофа. Кризис — ступенька по пути прогресса. Падение экономики не стирает материальных завоеваний, а лишь уменьшает скорость наработки новых. Люди, которые верещат от ужаса в эпохи кризисов — «Все пропало! Гипс снимают!» — не понимают одного: прежний экономический всплеск, приведший к сегодняшнему кризису, нарастил в обществе очередной слой материальных богатств и знаний. Причем объем знаний наращивается даже в переизбытке! Дело в том, что избыточные общественные богатства на экономическом взлете достаются и науке, которая производит много больше интеллектуального продукта, чем в состоянии потребить общество на данном технологическом уровне. Да и зачем его потреблять, если заводы-фабрики уже построены по старым технологиям, и они должны выработать свой срок, чтобы окупиться и принести прибыль. А вот когда очередной кризис расчистит площадку, производства упадут, на ровном месте можно будет начинать следующий технологический цикл на основе современных решений.
И еще один момент. Несмотря на накопление новых технологий интеллектуальной элитой, в благополучные времена средний интеллектуальный уровень людей слегка проседает. Люди глупеют в сытые эпохи. А чего мозгами-то скрипеть, если все и так хорошо? В эту ловушку попадают и отдельные люди, и целые страны, ибо страны состоят из людей. Впрочем, о политкорректности мы еще поговорим… А кризис заставляет массы браться за ум. Именно суровые эпохи расширяют фронт инноваций (см. «Историю отмороженных»). Но сами идеи инноваций возникают заранее, в сытые времена, в головах отдельных исключительных индивидов, которым не нужно тратить свое время на добывание продуктов питания, и они могут просто выдумывать что-то полезное. Однако их выдумки до поры до времени лежат мертвым грузом. Это обычный эволюционный механизм: чтобы в изменившихся условиях какая-то новая форма (например, млекопитающие) вытеснила старую форму (например, динозавров), необходимо, чтобы к моменту изменения условий эта новая форма уже существовала. Кризис не порождает новое, но позволяет ему распространяться.
Сейчас много пессимистов, паникеров и красно-коричневых патриотов, которые толкуют о нынешнем кризисе как о цивилизационной катастрофе. Как о конце света. Как о свидетельстве «умирания капитализма» и самой идеи научно-технического прогресса. Они говорят, что если все хороше-нечко-хорошенечко организовать, то есть весьма разумно спланировать и жить в гармонии с природой, то все станет нормально и развитие экономики пойдет по плану, без кризисов.
Действительно, есть на земле сообщества разумных существ, которые живут без кризисов. И живут уже тысячи лет. Экономические кризисы, бушующие в мире, их совершенно не касаются, огромные волны прокатываются где-то далеко наверху. Эти сообщества и люди в них живущие — беспортошные дикари. Тысячи лет они бегают голыми, живут охотой и собирательством, стреляют из луков и протыкают носы для того, чтобы вставить в дырку клык убитого зверя. Они живут в полной гармонии с природой. Вот только умирают рано. И я бы с удовольствием собрал в кучку всех наших красно-коричневых и зеленых «гармонистов» и отправил в амазонскую сельву. Пусть пьют из лужи и носят экологические чистые юбочки из пальмовых листьев. А мы тут будем переживать убийственные волны кризисов, пригибаться под финансовыми бурями и строить — ступеньку за ступенькой. Вверх, вверх, вверх…
Глава 4
Русский путь: третьего не дано
Как я уже сказал, в России внимательно следили за талантливым Ло. Хотя у нас и своих талантов хватало. Например, практически параллельно с Джоном Ло похожие идеи выдвигал русский мыслитель Иван Тихонович Посошков. Этот человек, родившийся в крестьянской семье, рано занялся бизнесом и неплохо поднялся. С 1697 года он входил в царский круг и подготовил российскому царю несколько проектов по модернизации финансовой системы страны. Как водится в России, умер этот мыслитель в тюрьме — в Петропавловской крепости. Куда был посажен за «Книгу о скудости и богатстве». В этой насквозь крамольной книге Посошков толкал либеральные идеи о том, что развитие экономики напрямую зависит от равенства людей разных сословий. И что торговому люду (купцам) государство должно не мешать, но всячески их поощрять, ибо торговля — основа основ развитой экономики. Кроме того, Посошков полагал, что необходимо всеобщее образование, независимая судебная система и что крепостничество тормозит развитие страны. О роли образования в развитии цивилизации мы еще поговорим, а сейчас вернемся к финансовым воззрениям Посошкова. Что же он предлагал?
Он тоже предложил систему эмиссии на основе частичного покрытия золотым запасом. А именно: золото использовать как стабфонд государства и для международных расчетов, серебро — как средство накопления для граждан, а медь — для повседневных расчетов. При этом номинал медной монеты, в отличие от золотой и серебряной, должен превышать стоимость меди, из которой ее сделали: «не вес в них числим, но исчисляем начертание на ней». Посошков опередил свое время. Предлагаемая им система сложилась в государствах Европы только через двести лет — в начале XIX века и продержалась до начала века XX-го. Принципиально это не сильно отличалось от системы Джона Ло, просто у Ло носителем номинала была бумага, а у Посошкова — медь.
Знал ли Посошков о так называемом «Медном бунте», который вспыхнул в Москве в 1662 году?.. История этого бунта проста. В 1656 году царь Алексей Михайлович издал указ о выпуске медных денег. Дело в том, что золото и серебро в Россию завозились. Русские деньги на монетном дворе чеканились из денег чужеземных. Драгметалла отчаянно не хватало для того, чтобы обеспечить товарные потоки в стране. И царский советник Ордин-Нащокин предложил печатать медные деньги с номиналом серебряных.
Сказано — сделано. Но сделано, как всегда в России, через задницу, изначально несправедливо. То есть жалованье бюджетникам (стрельцам, например) казна платила медью, а налоги, согласно царскому указу от 20.06.1656, должны были уплачиваться на треть медью, а на треть серебром. Это было первой миной. А вторая мина была граблями. Теми самыми граблями, на которые наступали правительства всех стран во все времена: получив халявный источник богатства, они не могли удержаться в рамках здравого смысла и приличий и начинали просто печатать (или штамповать) деньги, обесценивая их.
Поначалу все шло хорошо, подтверждая теорию о том, что драгметаллы не есть самоценность, а есть условность и что, насыщая подзаглохшую экономику деньгами, мы способствуем ее развитию. До 1658 года все шло просто прекрасно: медная копейка котировалась наравне с серебряной, хотя по цене металла была гораздо дешевле. Но потом количество начеканенных денег перешло в неприятное качество. За несколько лет правительство нашлепало более 20 миллионов рублей в меди, по тем временам — умопомрачительная сумма!
Росли цены. Царь — наивный социалистический дурачок! — пытался сдержать цены указом, но цены отчего-то указа не слушались, а продолжали расти. За один серебряный рубль давали 17 медных, а царские налоговики по-прежнему требовали платить налоги в невероятно вздорожавшем серебре.
Результатом был бунт. По Москве были расклеены листовки неприятного для властей содержания с требованием отмены медных денег, а посадский люд подошел к царскому дворцу в Коломенском, отчего изрядно струхнувшему царю пришлось выйти к народу, каковой народ говорил с божьим помазанником весьма резко и нелицеприятно. Так однажды римский плебс, требующий хлеба и зрелищ, поговорил с императором, отчего у последнего нервных клеток тоже не прибавилось. Страшное это дело — противостоять толпе.
