1979
НА ЗАКАТ
В. К.
Ты жил от сердца: песни пел
И мысль наслаивал годами.
И черт едва тебя терпел,
Качая русскими горами.
Ты даже тенью знаменит,
Но понимал, что в этом мире
Кольцо врагов тебя теснит,
Хотя круги друзей все шире.
Какие годы полегли!
Им не подняться… И порою
Печаль – ровесница земли —
В Москве беседует с тобою.
И с каждым годом реже свет,
Река времен уже по плечи.
Как написал не твой поэт:
Иных уж нет, а те далече.
Еще по-русски говорят,
И там Георгий скачет с пикой,
Где твой сливается закат
С закатом Родины великой.
1990
* * *
В. К.
Ты прости: я в этот день печален,
Потому что солнце не взошло.
Дух добра и света изначален,
Но смотреть на землю тяжело.
Вон бредут, покачиваясь, двое
И поют навзрыд во мраке дня:
– Цареград уйдет на дно морское,
А Москва погибнет от огня.
Это значит, надо торопиться,
Из людей повыбит сущий дух.
Кроме праха, ничего не снится…
Как еще ты держишься, мой друг?
1991
Сколь бы кто ни говорил, что поэту свойственно сгущать краски, что еще далеко не «близ есть при дверех», а все же сегодня многие духовно ощущают чреватый «апокалиптическими» последствиями нынешний «бытийный излом» в истории России. Одни называют его Смутным временем, другие – безвременьем, но каждый так или иначе, а пытается для себя уяснить: как дошли мы до жизни такой? Каковы причины «излома»? И неудивительно, что беседу с В.В. Кожиновым я начал с «наболевшего» вопроса: «Что же с нами происходит?…
– То, что происходит в стране с 85-го года, – ответил Вадим Валерианович, – есть явление, которое в историографии обозначается термином «реставрация». Когда люди осознают, что революция зашла слишком далеко и, уничтожая определенный строй, уже начинает разрушать страну, наступает эпоха реставрации. Могут, правда, мне возразить, что после английской и французской революций попытки реставраций совершались гораздо раньше, чем у нас. Но ведь и в нашей стране «движение назад» в какой-то мере осуществлялось и в прежние годы. Например, в 37-м году, когда, в сущности, была уничтожена основная гвардия революционеров.
В отношении Франции что характерно? Она повела войну во главе с Наполеоном, стремясь навязать революцию всему остальному миру. А потерпев сокрушительное поражение, как бы начисто скомпрометировала революцию. Я глубоко убежден в том, что, если бы в 1945-м году мы проиграли войну, произошло бы то же самое. Наша победа надолго вознесла существовавший строй, как бы подтвердила величие революции, а приход реставрации отодвинулся, и движение к ней замедлилось. Только поймите меня правильно: я вовсе не хочу сказать, что победа – это плохо.
– Однако, позвольте, Вадим Валерианович, в связи с вашим толкованием «движения назад» взглянуть на Великую Отечественную войну и с другой стороны. Ведь именно она высвободила придавленный революционными преобразованиями «русский дух». Были вознесены на щит имена великих русских полководцев, возрождена символика офицеров царской армии, раскрепощена православная церковь. Так что деяния правительства военных лет носили в известной мере и реставрационный характер. А победная война не только утвердила существующий строй, но и подготовила почву для национального духовного возрождения. Победившая страна чаяла его. И вы, как человек старшего поколения, возможно, помните эти чаяния.
– Очень хорошо помню. У меня сохранился мой юношеский дневник, где об этом много тогда писал. Можно цитировать целые страницы патриотического восторга и упоения. Причем, действительно, в сознании людей произошло резкое изменение. И правительство этому способствовало! Так, например, после победы над Японией, выступая по радио, Сталин произнес потрясающие слова. Я прочел тогда известную повесть Валентина Катаева «Белеет парус одинокий», где говорилось о войне с Японией как о гнусном деянии царского империализма. А тут вдруг Сталин сказал: мы, люди старшего поколения, ждали этой победы сорок лет. То есть ждали с 1905-го года! Это высказывание вождя буквально перевернуло во мне все и вся. Потому что меня приучили считать, что мерзкая царская Россия напала на бедную Японию и, к нашему счастью, потерпела поражение. На самом-то деле все было наоборот! И вы, напомнив о «встречном движении» во время войны, конечно, правы. Но главное, что следует уяснить, все эти попытки реставрации происходили не в силу чьих-то субъективных устремлений. Впрочем, и революцию также надо объяснять не только и не столько политически, сколько бытийственно и даже религиозно. Сейчас многие говорят несочувственно о Горбачеве. Но ведь дело не в его фигуре, а в том, что осуществленный им поворот был действительно неизбежен. И вместе с тем необходимо понять, что слово «реставрация» вовсе не означает возврата к старому. Прежнюю Россию революция убила, а символически это выразилось тем, что был казнен без всякого суда глава государства – российский император.
– В таком случае что же мы тогда «реставрируем»? И куда идем?
– Единственно надежный метод предвидения будущего или, выражаясь наукообразно, прогноза – это оглянуться назад и исследовать суммарный вектор развития страны. Дальнейшее ее движение всегда будет в какой-то мере соответствовать той линии, какая была раньше.
Сегодня большие надежды возлагают на частную собственность. Но в России она всегда играла гораздо менее значительную роль, чем на Западе. Говорят, например, что Столыпин ввел для крестьян-переселенцев частную собственность на землю. А ведь это неправда! Крестьяне должны были платить за землю в рассрочку 55 лет и не имели права никому ее продавать. Они могли только вернуть эту землю в Крестьянский банк. Лев Толстой резко критиковал реформу Столыпина: дескать, она вводит у нас западные порядки. А на самом деле лишь одно соображение о том, что землей наделялись только те, кто на ней работает, говорит о том, что вовсе не так ставился вопрос.
Кроме того, в любых прогнозах необходимо учитывать, что Россия не только была, но и остается страной православной. И в «безбожные пятилетки» пусть даже в немногих сохранившихся храмах, но литургия совершалась ежедневно! Порою происходили удивительные вещи: сохранялось то, что, казалось бы, никак не могло сохраниться. Приведу поразительный пример. В начале 30-х годов великий наш живописец Павел Дмитриевич Корин задумал картину «Реквием». (Это Горький потом назвал ее «Русь уходящая».) Художник хотел написать трагическое полотно о смерти православия. А картина была задумана так: люди стоят в Успенском соборе и смотрят с ужасом, как входит Антихрист. Корин работал над этой картиной до конца жизни, но так и не смог ее написать. Думаю, что он в конце концов понял, что православная Русь жива. В частности – потрясающая вещь! – на первом плане картины должен был стоять человек, который принял монашество в 1930 году – в тяжелейшее для Церкви время. Этот монах (судя по эскизу картины) – центральная фигура композиции. И понятно, что Корин тогда и помыслить не мог о том, что инок этот станет патриархом всея Руси Пименом. Кстати, именно патриарх Пимен первым вошел в открывшийся для верующих Успенский собор Кремля.
