Ну а дальше главное внимание автор уделяет фигуре Александра Невского — вот уж кому досталось от английского историка! Здесь его утверждения тоже достаточно голословны, хотя понять ученого можно — ведь именно Александр Ярославич являлся самым ярким символом той борьбы, которую Русь вела против Запада. «Претензию Александра представить себя могучим защитником русских против немецкой и особенно папской агрессии с Запада нельзя рассматривать с той серьезностью, с какой это пытаются делать многие советские историки». Но это отношение к русскому князю по крайней мере понятно — ведь когда читаешь «Кризис средневековой Руси. 1200–1304», то иногда возникает ощущение, что герой Невской битвы чем-то обидел английского историка, который эту самую обиду ему простить не может. Только обидел Ярославич не профессора Феннела конкретно, а весь Запад, который, пользуясь сложившейся ситуацией, пытался в XIII в. распространить влияние на Русские земли и поживиться за их счет. «Ваш папа — волк, а не пастырь» — эти слова принадлежат другому, не менее известному персонажу отечественной истории, но их явно мог бы произнести и князь Александр папским легатам. Сомнения терзают Джона Феннела и по поводу другого события — битвы на льду Чудского озера: «Но была ли эта победа столь великой? Явилась ли она поворотным моментом в русской истории? Или это просто митрополит Кирилл или кто-то другой, написавший «Житие», раздул значение победы Александра, чтобы скрасить в глазах своих современников последовавшее раболепствование Александра перед татарами». Все познается в сравнении — пусть Невский герой голову перед Ордой и склонил, зато натиск с Запада, который пришелся на один из самых страшных периодов отечественной истории, отразил. А сумев устоять в этот труднейший отрезок времени, в дальнейшем русские уже не дали западным агрессорам никаких шансов, а Раковорская битва знаменовала уже новый этап противостояния, который закончился уничтожением Ливонского ордена при Иване Грозном.
Но в то же время нельзя не отметить, что в книге Феннела есть много и положительных моментов, например, он очень четко указал на то, что Ипатьевская летопись сознательно искажает деятельность князей Северо-Восточной Руси по отражению монгольского нашествия. Поскольку отношения между Южной Русью и Русью Залесской по большей части были откровенно враждебными, то и летописец не мог питать к политическим врагам своего княжества добрых чувств, а потому выставлял их в негативном свете. То же самое касается и момента, когда наступила зависимость Руси от монголов: «Так называемое татарское иго началось не столько во время нашествия Батыя на Русь, сколько с того момента, как Александр предал своих братьев». По поводу предательства Невского замечу лишь, что именно его братья, Андрей и Ярослав, выступили зачинщиками смуты, когда Андрей вопреки всем обычаям в обход дяди Святослава и старшего брата занял Владимирский стол и начал проводить по отношению к монголам провокационную политику, что в итоге и явилось началом великого кровопролития. Ну а в остальном сам тезис верен — после того, как нашествие закончилось, ни о каком подчинении Северо-Восточной Руси монголам и речи не шло, страна была разгромлена, но не покорена, и вопрос этот встал лишь через добрый десяток лет. В целом же, подводя итоги, можно сказать, что, невзирая на существенные недостатки, книга у англичанина получилась интересной и более-менее объективной, чего при всем желании не скажешь о многочисленных работах на эту тему некоторых наших соотечественников.
* * *
Монгольское нашествие — это, пожалуй, наряду с Великой Отечественной войной одна из самых страшных и кровавых страниц в нашей истории — именно в эти моменты речь шла о самом существовании народа, о том, быть или не быть стране. И если в XX веке ценой неимоверных потерь вражеское вторжение удалось не только остановить, но и переломить ему хребет, то в XIII в. это сделать не удалось. Причин, почему так вышло, несколько, причем не о какой монгольской «гениальности» и их военном превосходстве над русскими речи нет — все было гораздо проще и страшнее. Это очень точно подметил Н. М. Карамзин: «Сила Батыева несравненно превосходила нашу и была единственною причиною его успехов. Напрасно новые историки говорят о превосходстве Моголов в ратном деле: древние Россияне, в течение многих веков воюя или с иноплеменниками или с единоземцами, не уступали как в мужестве, так и в искусстве истреблять людей ни одному из тогдашних европейских народов». В многочисленных летописных свидетельствах очень четко прослеживается сравнение монголов с саранчой, которую на древнерусском называли «прузы» — «и тогда преидоша множество кровопивцев христианских, без числа, ако прузы» (Лаврентьевская летопись). Современников буквально шокировало то колоссальное количество степных войск, которое вторглось в их земли, подобного они раньше не видели никогда. И опять-таки Н. М. Карамзин четко указал причину того, почему монголы подавляли противника числом: «Батый предводительствовал целым вооруженным народом». Полностью согласен здесь с историком, именно в этом и кроется главная причина монгольских успехов — плюс еще несколько важных факторов. Очень удачным можно считать выбор времени для вторжения на Северо-Восточную Русь — начало зимы, когда весь урожай лежит в закромах, а нашествие ждут летом, поскольку боевые действия со степняками традиционно приходились на это время года. Громадному численному превосходству врага не только на Руси, но и в землях Волжской Булгарии правители ничего не смогли противопоставить — орда буквально сметала те воинские контингенты, которые вставали у нее на пути. Зато победа над половцами была достигнута монголами благодаря железной дисциплине, тактическому превосходству и единому руководству, которого у кипчаков не было. Совокупность всех этих факторов и предопределила победу монголов, хотя были и варианты, при которых вражеское вторжение могло потерпеть неудачу — не все было так безнадежно.
Итог был в какой-то мере закономерен — мощнейшая держава, которой в то время являлась Северо-Восточная Русь, чья культура вознеслась на невиданную высоту, а дружины могли «Волгу веслами расплескать, а Дон шеломами вычерпать», рухнула в течение каких-то трех месяцев под копыта коней диких монгольских орд. Не только для простых людей того времени, но и для элиты, как духовной, так и светской, подобное крушение основ, которые казались незыблемыми, требовало переосмысления и понимания — привычный мир рухнул, и рухнул навсегда. Это воспринималось как конец света, как гнев Божий на Русскую землю за многочисленные грехи как князей, так и всего народа. Жизнь русских людей четко разделилась на «ДО» и «ПОСЛЕ» нашествия, и надо заметить, что подобные катастрофы имели место не только в нашей истории — для сербов это стала битва на Косовом поле, и любое упоминание о Видовдане (дне святого Витта, в который произошло сражение) вызывает у них неподдельную скорбь. Для старой доброй Англии этим рубежом стал холм Сенлак, где в битве с нормандцами Вильгельма Ублюдка полегла армия храброго короля Гарольда, а для нас, русских, — поросшие непроходимыми лесами и заваленные снегом пустынные берега небольшой речушки Сить, где в сече с ордой сошлись суздальские дружины князя Георгия. Битва на Ситцких болотах подвела черту под сопротивлением Владимиро-Суздальской Руси завоевателям, но с другой стороны, явилась причиной того, что Батый так и не рискнул идти на Новгород, поскольку монголы понесли в этом сражении колоссальные потери. В сражениях под Рязанью и Коломной при штурме укрепленных русских городов войско захватчиков таяло, как снежный ком на солнце, и в итоге Батый был вынужден убраться с Русской земли в половецкие степи и там начать подготовку к новому вторжению. Возвращение монголов было страшным — победив русских в тяжелейшей битве за Чернигов, хан открыл себе путь в Южную и Юго-Западную Русь. Древний Киев, брошенный на произвол судьбы князьями, был не в силах остановить волну нашествия и пал после продолжительной и неравной борьбы, открыв завоевателям путь на Запад.
