Но Иданфирс только посмеялся над царскими требованиями: «Мое положение таково, царь! Я и прежде никогда не бежал из страха перед кем-либо и теперь убегаю не от тебя. И сейчас я поступаю так же, как обычно в мирное время. А почему я тотчас же не вступил в сражение с тобой — это я также объясню. Унас ведь нет ни городов, ни обработанной земли. Мы не боимся их разорения и опустошения и поэтому не вступили в бой с вами немедленно» (Геродот). Дальнейшие рассуждения скифского вождя о том, что персам, дабы принудить скифов к сражению, надо разрушить и осквернить могилы их предков, выглядят по меньшей мере нелепо и, судя по всему, являются позднейшей вставкой. Скорее всего в уста Иданфирса Геродот вкладывает собственные мысли о том, что надо было делать Дарию, дабы вынудить своего неуловимого противника на битву. Ведь если скифский царь так старательно избегал битвы, которую ему усиленно пытались навязать, то какой смысл ему советовать своему врагу, как этого можно достичь без особых хлопот? Поэтому вождь явно ничего подобного не говорил, зато четко осознал, чего больше всего добивается в этот момент повелитель Азии — генерального сражения.
* * *
И все же Иданфирс страшно разъярился, услышав надменное требование Дария, ему хотелось сразу послать своих воинов на персов и сразиться с ними, но царь себя сдержал — пусть все идет так, как идет, возможно, перс сознательно провоцирует его на атаку и сражение. Ситуация для Дария складывалась просто критическая, и единственным выходом из нее была победа в решающем бою, которого кочевники тщательно избегали. Силы скифов по-прежнему были разделены, и Иданфирс, и Таксакис действовали непосредственно против Дария, а вот Скопасис со своим отрядом выдвинулся восточнее, находясь ближе к Истру и месту переправы через него. Дальнейшие планы вождей исходили из сложившейся на данный момент обстановки — отступление решили пока прекратить, зато все силы бросить на истребление персидских фуражиров и довести проблему обеспечения царских войск продовольствием до критической точки, а заодно потревожить боевой стан врага ночными набегами. И началось! Яростные бои развернулись на всех направлениях от лагеря персов, откуда выходили отряды фуражиров в поисках провианта. Скифские конные лучники словно гигантский осиный рой кружили вокруг царского стана, атакуя любой выходивший оттуда отряд, а затем стремительно скрывались в степи. Очень часто навстречу скифам выезжала персидская кавалерия и шла в атаку, надеясь отбросить кочевников, но те в ближний бой не вступали, а, отстреливаясь, начинали стремительно уходить. Персы и мидяне, сами прекрасные наездники и стрелки, преследовали врага, но когда противники оказывались на достаточном расстоянии от лагеря, то скифы останавливали коней, разворачивались и начинали сбивать стрелами лихих восточных наездников. Царские кавалеристы не оставались в долгу, и стрелковый бой разгорался не на шутку — валились с лошадей сраженные всадники, бились на земле раненые кони, а противники, озверев, продолжали поливать друг друга ливнем стрел. И все чаще успех в таких стычках оставался за скифами, а азиатские всадники, не выдерживая быстрой и меткой стрельбы своих врагов, бросались наутек, устилая путь отступления телами убитых товарищей. Спасая свою жизнь, они мчались к лагерю, чтобы там укрыться за боевыми порядками пехоты и пеших лучников, а потом прийти в себя от того кошмара, который назывался «скифская война». Пехотинцев, которые укрывались за громадными плетеными щитами и находились под прикрытием персидских лучников, пращников и метателей дротиков, степные наездники не атаковали, а выпустив несколько стрел, мчались назад. И так изо дня в день, накал боев не ослабевал ни на минуту, но военачальники докладывали Дарию, что боевой дух в армии стал резко падать, постоянные неудачи, большие потери в людях и нехватка продовольствия отрицательно сказываются на состоянии войск. Но скифы неожиданно для себя столкнулись с проблемой, которая осложнила их действия во время нападений на лагерь персов. Вот что поведал об этом Геродот: «Теперь я расскажу о весьма удивительном явлении, которое благоприятствовало персам и мешало скифам при их нападениях на стан Дария, именно о реве ослов и о виде мулов. Ведь, как я уже раньше заметил, во всей Скифской земле из-за холодов вообще не водятся ослы и мулы. Поэтому-то ослиный рев приводил в смятение скифскую конницу. Нередко во время нападения на персов скифские кони, заслышав ослиный рев, в испуге поворачивали назад: в изумлении они поднимали уши, так как никогда прежде не слыхивали таких звуков и не видывали подобной породы животных. Впрочем, это обстоятельство лишь короткое время помогало персам на войне». Ситуация очень напоминала ту, которая сложилась во время битвы под Сардами между Киром и Крезом — только там коней лидийской кавалерии привели в замешательство верблюды. Но, как правильно заметил «отец истории», так долго продолжаться не могло, потому что кони степняков постепенно привыкали к голосам неведомых зверей, и их нападения на стан персов по ночам становились все более наглыми. Поэтому Дарий стал подумывать, а не пора ли сниматься с лагеря и двинуться в другой район, не опустошенный его врагами.
Но Иданфирс явно не желал выпускать противника из той западни, в которую его заманил, ему было просто жизненно необходимо удерживать персов в этой разоренной и опустошенной стране, где их прекрасная армия с каждым днем теряла свою боеспособность. Поэтому он пошел на очередную хитрость — оставляя или без присмотра, или с малой охраной небольшое количество скота, позволял персидским солдатам практически беспрепятственно им завладеть, создавая у последних иллюзию легкого успеха. Радости воинов не было предела, когда кавалеристы Дария стали возвращаться в лагерь, гоня перед собой захваченный у противника скот. Но за этим показным успехом скрывалось то, что еды на всех по-прежнему не хватало, войска каждый день несли страшные потери, а количество раненных от скифских стрел стало превышать все мыслимые пределы. Только тут до персидских полководцев наконец-то дошло, как ловко дурят их скифские вожди, удерживая на месте небольшими подачками, а сами тем временем ловко превращают некогда могучую армию в неорганизованную и небоеспособную толпу. Ситуация становилась катастрофической, и требовалось срочно принимать какое-либо спасительное решение. А решение напрашивалось одно — дать врагу сражение, пока армия еще достаточно сильна и готова исполнять приказы своего царя и полководцев. Только вот никто не знал, как к этому сражению вынудить врага, и пока персидская верхушка размышляла над этим в царском шатре, в лагере все продолжало идти своим чередом — ежедневные бои, потери, десятки раненых, острая нехватка продовольствия и начавшееся брожение умов. Наступил критический момент всей кампании, все висело на волоске, который каждую секунду грозил оборваться, и начинался последний этап одного из величайших противостояний в истории Древнего мира.
* * *
Теперь скифские вожди могли убедиться, что их стратегия приносит ощутимые плоды, а потому решили сломать персов морально — отправили к ним посольство с дарами. Посольство посольству рознь, да и дары бывают разные, но персидский владыка так заждался скифских посланцев с изъявлением покорности, что, не чуя никакого подвоха, быстро принял посла. А вот сама встреча разочаровала — скифский глашатай вручил царю дары и со словами, что если персы достаточно умны, то они сами поймут их значение, удалился.
