* * *
И снова переправа прошла успешно, никто не попытался остановить Великого царя. И едва войско перешло реку, как Дарий собрал военный совет, чтобы рассмотреть дальнейший план кампании. Царь изложил свой план действий — мост сжечь, а войско должно выступить в степи, причем морская пехота ионических греков должна была по суше двигаться вместе с основным войском. Судя по всему, Дарий хотел собрать в кулак все наличные силы и покончить со скифами одним ударом — флот, вероятно, должен был следовать за ним вдоль побережья. Но тут попросил слова Кой, стратег Милета, и заявил следующее: «Царь! Ты ведь собираешься в поход на страну, где нет ни вспаханного поля, ни населенного города. Так прикажи оставить этот мост на месте и охрану его поручи самим строителям. Если все будет хорошо и мы найдем скифов, то у нас есть возможность отступления. Если же мы их не найдем, то, по крайней мере, хоть обратный путь нам обеспечен. Меня вовсе не страшит, что скифы одолеют нас в бою, но я боюсь только, что мы их не найдем и погибнем во время блужданий. Скажут, пожалуй, что я говорю это ради себя, именно оттого, что желаю остаться здесь. Напротив, я сам, конечно, пойду с тобой и не желал бы оставаться» (Геродот). Говоря такие речи, Кой здорово рисковал — если бы Дарий хоть на минуту усомнился, что грек уклоняется от участия в боевых действиях или, не дай боги, вынашивает какие-либо нехорошие замыслы относительно его персоны, стратег бы никогда не вышел живым из царского шатра. Примеры того, как владыка расправляется с уклонистами от проводимых им мероприятий, были у всех присутствующих перед глазами, и повторения их судьбы никто не желал. Так почему греческий стратег решил рискнуть и высказал царю свое мнение?
На мой взгляд, все дело в том, что греки Малой Азии действительно не хотели идти воевать в скифские степи — им эта война была абсолютно не нужна. Одно дело, служить во флоте, заниматься перевозкой войск, и совсем другое дело — изнывать от голода и жажды в неведомых степях, рискуя каждую минуту стать жертвой метких скифских лучников. Греки были прирожденные моряки, это была их стихия, в которой они чувствовали себя очень уверенно, а вот далекие бескрайние степи, населенные свирепыми и кровожадными варварами, их явно пугали. А этот поход для ионических греков в принципе не сулил никаких выгод, ни экономических, ни политических, а потому проливать свою кровь им очень не хотелось. Но был и другой момент, не менее важный, чем первый, и заключался он в том, что если Дарий снимал с кораблей войска и экипажи для усиления сухопутной армии, то что в этом случае ожидало сам флот? Создается такое впечатление, что дальнейшая судьба ионического флота его не интересовала вовсе, и он действовал по принципу: греческие корабли дело самих греков! А для эллинов это был вопрос жизни и смерти, города Анатолийского побережья без военного и торгового флота сразу же начнут приходить в упадок, и трудно сказать, к каким последствиям это может привести. И скорее всего стратег Милета не просто городил отсебятину, когда предлагал царю сохранить мосты и оставить для охраны корабли, а высказывал общее мнение эллинов, которое они заранее обсудили и решили донести до своего повелителя. Царское неудовольствие при этом мог вызвать только Кой, а остальные были вроде как ни при чем — если Дарий согласится с его мнением и оставит флот и греков охранять мост, то цель их достигнута, а если нет, то придется рисковать своими кораблями, которые остаются без охраны и экипажа, а эллинам идти в неведомые степи и там сражаться за свою жизнь. Но и тень подозрения грозного царя на них не упадет — стратег высказал свое личное мнение, и не более того. Трудно сказать, почему эта сомнительная честь выпала именно представителю Милета, но скорее всего могли тянуть жребий, а может, были и какие-то другие причины. Но как бы то ни было, а план эллинов увенчался блестящим успехом — Дарий не только не разгневался, но и пообещал по окончании похода наградить военачальника, сразу поверив, что тот печется о его, царя, безопасности. А дальше дадим слово «отцу истории»: «После этих слов Дарий завязал на ремне 60 узлов. Затем он вызвал ионийских тиранов на совещание и сказал им следующее: «Ионяне, прежнее мое приказание о мосте я отменяю. Возьмите этот ремень и поступайте так: как только увидите, что я выступил против скифов, начиная с этого времени развязывайте каждый день по одному узлу. Если я за это время не возвращусь, а дни, указанные узлами, истекут, то плывите на родину. Пока же, так как я переменил свое решение, стерегите мост и всячески старайтесь его сохранить и уберечь. Этим вы окажете мне великую услугу». Так сказал Дарий и поспешил с войском дальше». Можно сказать, что этим монологом персидский царь довольно четко обозначил свои намерения, о которых не упомянул Геродот. Как я уже отмечал, великий греческий историк конечной целью кампании указывал именно скифов, но не таким человеком был Дарий I, крайне прагматичный и рациональный правитель. Затевать грандиозное военное предприятие, чтобы мстить за мифические обиды столетней давности, было не в его духе, а потому поход против скифов был одной из составляющих грандиозного предприятия по установлению персидской гегемонии в Черноморском регионе. Но для того, чтобы его осуществить, требовался военный разгром скифов, а царь прекрасно понимал, что это дело не одного дня и даже не нескольких недель. Именно из этого он и исходил, когда обозначил срок в два месяца — он считал, что этого времени будет достаточно, чтобы решилась судьба войны со скифами. За два месяца армия персов могла продвинуться очень далеко, и если у царя все пойдет по плану, то возвращение через Кавказ в Азию становилось реальностью — соответственно и флот уже был не нужен для дальнейших боевых действий. А греки, спокойно простояв два положенных месяца на берегах Истра и сохранив злополучный мост, потом мирно отплывали бы на родину, живы и здоровы, на целых кораблях. И все при этом довольны и счастливы. Но чтобы достичь подобной гармонии, требовалась сущая малость — разбить скифов!
* * *
Ну а что же сами грозные владыки степей, неужели они ни о чем не подозревали и не ведали о надвигавшейся на них беде? Еще как знали, и не просто сидели сложа руки, а вели активную подготовку к вражескому вторжению. Геродот сохранил для нас имена трех скифских царей, которые решили выступить против страшного нашествия, — Иданфирс, Таксакис и Скопасис. Причем первого он называет правителем «великого царства», очевидно, подразумевая, что он правил «царскими скифами». Судя по всему, эта троица имела довольно точные сведения о противнике, а потому, реально смотря на вещи и понимая, что своими силами им не справиться, они решают обратиться за помощью к соседям — агафирсам, неврам, андрофагам, меланхленам, таврам, гелонам, будинам и савроматам. Греческий историк подчеркивает общность между некоторыми этими племенами и скифами, указывая, что у невров и меланхленов обычаи скифские, а будины говорят частично на скифском, а частично на эллинском языках. «Среди всех племен самые дикие нравы у андрофагов. Они не знают ни судов, ни законов и являются кочевниками. Одежду носят подобную скифской, но язык у них особый». Отдельно он выделяет агафирсов, указывая на их схожесть с фракийцами, тавров, живущих разбоем, земледельцев гелонов и савроматов, которые были такие же кочевники, как и скифы, и столь же свирепые бойцы. И вот по призыву скифских вождей правители и князья этих племен и народов собрались вместе, чтобы решить, что же делать, перед готовой разразиться над ними грозой.
